Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вскакивает; даже не знает зачем. Подпрыгивает слишком торопливо, и у него кружится голова. Вот и оно, что ли? Хватается за гик, чтоб не упасть; вновь выпрямляется, стоя в рубке на сиденье по правому борту. Что он задумал? Не знает. Сьюзен тоже: она смотрит на него сквозь собственную кляксу – слез – и собственное сжатие сердечное. Из-за нее мужик слетел с катушек?
Тент цепляет его за широкополую панаму и сшибает ее к комингсу рубки. Он что, прыгнет за борт? Взберется на мачту и заорет? Он подскочил к планширю, к козырьку каюты. Сью встревоженно выпрямляется, но не встает. Фенн озирается как полоумный. Вот что-то привлекло его взгляд! Он перебрался на другой борт, к ней поближе; хватает отпорник с его держалок за поручнем козырька каюты. Сьюзен встала на колени; смотрит за корму. За нами Чесси поплыла?
Полуперегнувшись за борт, сквозь леера левого борта у миделя Фенн наносит багром удар по тому, чего не видно за надводным бортом. Сьюзен слышит, ох батюшки, это мелкий быстрый плюх, что ли? Ей скручивает внутрь кишки. Радостный Фенн восклицает.
И вот ее бронзово-серебряный Тритон, Нерей средних лет, бесхитростный Одиссей ухмыляется и плещет обратно к ней сквозь такелаж и ванты тента. На голове у него, заливая все лицо приливными водами, ручьями по волосам и бороде, вниз по груди и спине, – черный берет.
ПРОМОКШАЯ БОЙНА, ВСЯ В СЛИЗИ МОРСКОЙ!
Он прихлопывает ее одной рукой себе потуже на плешь и делает шаг в рубку к Сьюзен, наступив на свой другой головной убор; садится напротив Сьюзен, а пятка багра на комингсе смотрится как скипетр. В глаза ему струится вода реки Честер; Фенвик фыркает и гордо смахивает ее костяшками пальцев.
Сью не верит. Это же твоя новая! Ты ее только что уронил в воду и выудил! Фенн качает головой; говорить не получается. Старую свою ты нашел на острове Ки в тот же день, когда потерял, и прятал все это время! Фенн качает головой; весь сияет слезливой радостью. Значит, чья-то еще; какого-нибудь моряка выходного дня. О. Ки в миллионе миль по Заливу, а твой берет утонул, пока мы пытались его спасти!
Сидя и обтекая, словно какой-нибудь вынырнувший морской бог, Фенвик хрипло выжимает: Тащи снизу «Дом Периньон»[188].
Сьюзен раздумывает – неуместное чудо! – затем пожимает плечами и делает, как велено. Прижав холодное зеленое донышко бутылки к переду своих шортов, она крепко схватывает пробку, умело поворачивает бутылку, без чпока выпускает газ и разливает в два картонных стаканчика. Мы все еще вяло дрейфуем с отливом, уже мимо того красно-черного буя, к мелкой воде. Сью ставит бутылку в раковину на камбузе, заткнув резиновой пробкой, чтоб не пролилось; выносит наверх картонные стаканчики. Фенн запускает дизель. Когда он принимает у нее стаканчик, Сью, стоя перед ним, мгновенно срывает у него с головы осклизлый от моря кепарь и осматривает подкладку. На старом она сносилась; у этого совсем отгнила вместе с почти всею внутренней лентой. Фенвик, не вставая, притягивает ее к себе рукой с шампанским; другой же рукой он переключился на передний ход и прибавил газу; вот он перекладывает руль. Разок целует Сьюзен в живот, вжавшись лбом ей под груди, говорит: Положь на место.
Тебе на голову или в реку?
Счастливо поднимает он взгляд от ее пупка. Она возвращает бойну ему на голову. Мы набрали ход и развернулись, вновь направляемся к прежнему Красно-Черному. Сью садится со стаканчиком в руке; ждет; наблюдает.
За Аристотеля о Совпадении, предлагает Фенн. Что он понимает?
Мы пьем, Фенн – более чистосердечно, чем Сьюзен, – за недопустимое совпадение, невозможную вероятность. Угрюмая Сьюзен гадает: Чесси не нужны были разом и берет, и косынка. Так куда мы движемся?
Может, в Португалию. Допивай.
Повернули мы не к Лиссабону, а на норд-ост, вверх по реке, против отлива, который теперь с напором проносится мимо буев, таща их в море. Те тучи на западе громоздятся и угрожают. Фенвик открывает дроссель и прибавляет ход до крейсерской скорости. Последние полчаса нас изрядно укатали.
К чему на сей раз?
К промежности «У», отвечает Фенн. К ступице колеса. Туда, где встречаются три дороги.
Сью колеблется. Он не отрывает взгляда от ее глаз; стаканчик свой не отнимает от губ.
КАКАУЭЙ!
За старый добрый Какауэй выпью, говорит она и выпивает, глоток какой надо. Несмотря на все свое уныние, она смущена и взбудоражена; он теперь правит прямо к норду вверх по реке в этом своем просоленном кепаре, так преисполнен какой-то вдохновенной уверенности, что кажется ей чужим. Но чужак он внушительный; Эней сбросил свое облако маскировки и снова стал сияющим собой; Одиссей скинул тряпье свинопаса и готов натянуть лук. Она допивает и спускается еще раз наполнить себе стаканчик, приговаривая: Ну, за текущие ностальгические рейсы.
Не-а, отвечает Фенвик. Пока ты там внизу, проверь-ка прогноз, а?
Она проверяет, и там все всерьез. Объявили предупреждение о ненастье; шквальный фронт с грозовыми тучами, град, ветер порывами до шестидесяти с лишним узлов, возможны торнадо – весь комплект. В Балтиморе ожидается к 17 часам. Всем находящимся в акватории Залива рекомендуется срочно искать укрытие.
Не вопрос, говорит Фенвик. Можем забежать в ручей Трактир Греев, если надует раньше.
Так это не ностальгический рейс? – спрашивает она. Туда, где начали Фенвик и Сьюзен?
Нет, не он. Чешуя отпала от глаз моих[189].
Это все соленая вода с берета. Ты слышал, что я говорила сразу перед тем, как ты его нашел.
Слышал, слышал. Но прежде я не мыслил здраво, Сьюз. Я тебе говорил, что сны – тупые. Налево, направо, назад!
Сью догадывается, что у нее-то чешуя все еще на глазах. Фенн поясняет, что там, где встречаются три дороги, есть четыре варианта. У твоей «У» три ноги, но четыре возможности.
ОНА СЛУШАЕТ.
Сейчас что-то происходило, начиная с мыса Любви и нашего морского чудовища. Нет: начиная с нашего шторма в