меня, интриговать у меня за спиной? – Сердце колотилось, и кровь гулко стучала в висках – Омилия не планировала выходить из себя, но слишком многое навалилось на неё за последний день.

– Интриговать у кого-то не за спиной – довольно нелепое занятие, – протянул Биркер, сощурившись. – Но я всё ещё не понимаю, с чего ты всё это взяла.

– Мы стали реже видеться, и…

– Разве это не твоё решение? – Биркер пожал плечами; как всегда, это вышло у него немного криво, на один бок. – Я, пресветлая сестрица, никуда отсюда не убегу. Сижу здесь каждый день, целыми днями… это ты стала редкой гостью в парке. Я не спрашиваю – с чего.

– …и то, что я встретила тебя тогда у отца, это…

– Ах, вот оно что. – Впервые с начала разговора серые глаза Биркера потемнели. – Давай-ка кое-что проясним, Мил. Ты и твоя мать и вправду лишили меня трона, причитающегося мне по праву рождения. Это не секрет ни для кого из нас – но разве когда-то я позволял этому маленькому незаметному факту вставать между нами?

Омилия молчала.

– Никогда, Мил. С тех самых пор, как я увидел тебя, такую крошечную и надоедливую, я понял, что не научусь тебя ненавидеть… или даже недолюбливать. Я и не пытался. Я согласился на роль, которая выпала мне после того, как твоя мать уломала отца сделать выбор в твою пользу – потому что, пусть ты младше, а за твоей матерью поддержки тогда было куда меньше, чем было некогда за моей… Ты здорова, Мил, а я – калека. И я никогда ни словом, ни взглядом не упрекнул тебя за то, в чём ты не виновата… О чём ты не просила. И что теперь? Ты, ты сама упрекаешь меня…. за то? За то, что в кои-то веки отец снова говорит со мной? Что ж, прости за то, что я – всё ещё его сын…

Омилия сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, но промолчала.

– Во дворце всё всегда сложно, – он снова пожал плечами. – Но мне хотелось верить, что по крайней мере между тобой и мной всё может быть просто. Возможно, я ошибался. Кстати… ты, должно быть, обронила.

Омилия вздрогнула. Перед ней, между энциклопедией знатных родов Кьертании и блюдцем с заветренным печеньем, лежала открытка Унельма.

– Это не моё, – быстро сказала она, и Биркер рассмеялся.

– Конечно. Как думаешь, Мил, если бы я действительно хотел навредить тебе, отдал бы я это тебе, или придержал, чтобы показать отцу или мачехе?

«Понятия не имею. Если бы Корадела или отец стали следить за мной пуще прежнего – выиграл бы ты от этого или проиграл?»

Омилия обхватила себя руками – в парке как будто стало вдруг холоднее, и кожа под нарядом Снежной девы пошла мурашками.

– Могу я это забрать?

– Я думал, это не твоё.

Омилия закатила глаза и взяла открытку, а потом – пальцы дрогнули – поднесла к свече и держала, пока не стало горячо ногтям, и только потом бросила догорающую карточку на железный поддон подсвечника. Буквы Унельма корчились в огне. Омилия отвернулась.

– Где ты её взял?

– Птичка в клювике принесла. Тебе стоит лучше следить за своими вещами, Мил. Для той, кто подозревает собственного брата, ты очень уж беспечна.

– Я не говорила, что подозреваю тебя. Я только сказала, что моя мать считает, что… неважно. У меня есть план, Бирк. Но мне нужна твоя помощь. И если мать говорит правду… ты тоже будешь в выигрыше, если поможешь.

– Вот как?

Ей хотелось бы рассказать ему о том, что случилось между ней и Унельмом, может быть, поплакать, но она больше не могла себе этого позволить. Не теперь.

– Ты слышал об Эрике Строме? – Снова манера Кораделы. Меняй тему, не давай собеседнику опомниться, кружись на расстоянии вытянутой руки, сбивая с толку, пока не заметишь брешь, и тогда…

– Слышал. – Биркер хмыкнул. – Тебя это и выбило из колеи? То, что твой приятель-препаратор оказался кровавым маньяком? Могу понять.

– Ты ведь не веришь, что он и вправду виноват?

Биркер пожал плечами:

– Откуда мне знать? Полагаю, у убийц на лбу не написано, что они убийцы. Иначе у охранителей было бы куда меньше работы. Так или иначе, стоит ли грустить? Судя по открытке, ты ведь нашла ему замену?

– Какой открытке? – спросила Омилия невинно. – Я не видела никакой открытки. А ты?

Биркер тихо рассмеялся, и на миг всё между ними стало по-прежнему.

– Он не убивал их, Бирк. Я знаю наверняка. Его не должны казнить.

– Но его казнят, раз за дело взялась твоя матушка. Для неё всё складывается как нельзя более удачно. Казнь маньяка, который держал в страхе всех диннов – ладно бы убивал мелких торговцев, так нет – популярная мера. Она хочет, чтобы все знали: это именно она стала той, кто избавил город от напасти. Но, конечно, можешь поплакаться ей, если хочется. Может, она решит сделать тебе свадебный подарок?

Омилия покачала головой.

– Свадьбы не будет. А Эрика Строма выпустят из тюрьмы. И я знаю, как добиться и того, и другого… Но, как я уже сказала… Мне нужна твоя помощь.

– Вот как.

– Не злись, – сказала Омилия тихо и коснулась его ледяной руки. – Я вот больше не злюсь. Мы действительно можем помочь друг другу.

Некоторое время пальцы брата оставались неподвижны, а потом он слабо ответил на её пожатие – как будто в тёмных глубинах заглотнула наживку холодная рыба.

Глядя на них обоих со стороны новым, холодным взглядом, она понимала: если Биркер нечестен с ней, скорее всего, сейчас он убеждён, что именно она – рыба.

– Что ж, сестричка, – сказал Биркер, Белый мотылёк, отпуская её руку. – Я весь внимание. Что именно ты придумала?

Пламя свечи дрогнуло и погасло, когда Омилия придвинулась ближе к нему и заговорила.

Сорта. Игра

Первый месяц 725 г. от начала Стужи

Я низко надвинула на глаза капюшон – сейчас, когда Химмельборг дрожал от напряжения, не стоило привлекать внимание к тому, что я – препаратор.

Небольшой двухэтажный дом под покатой крышей на окраине Храмового квартала выглядел самым обыкновенным, но именно сюда я должна была прийти, судя по карточке, которую Биркер дал мне в нашу первую встречу.

Дверь мне открыла невысокая полноватая женщина в круглых очках и потрёпанном халате, и я начала подозревать, что, должно быть, ошиблась – или что сын владетеля подшутил надо мной. Но женщина спросила, что мне угодно, и