Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он решил окончательно. Раз Олке ему не поможет, придётся идти к Совету Десяти, сделать всё, что от него зависит, чтобы помочь Строму. Завтра же – время ещё есть, – но сперва он расскажет Омилии обо всём… Стоило сделать это давным-давно.
Вместе с письмом Ведела передала ему приглашение на маскарад. Всё честь по чести, и тонкая душистая бумага, и герб владетелей, оттиснутый на воске… И всё равно, вручая его стражу на въезде в усадьбу, Унельм не мог отделаться от ощущения, что этот человек в бархатной ливрее вот-вот брезгливо сморщится, фыркнет, и не помогут ни костюм, ни взятая внаём повозка, запряжённая оленями.
Интересно, когда его лишат наградных, потребуют ли от него возместить всё, что он уже потратил?
Если да – плохо дело.
«Это ещё кто? Гоните прочь этого самозванца!»
Ничего такого не случилось. Страж с поклоном попросил позволения убедиться в том, что у господина нет оружия… И Ульм ступил под сень деревьев усадьбы Ассели. Этот диковатый парк понравился ему даже больше дворцового. Он напоминал о лесе, о доме – и хотя Унельм почти никогда не скучал по Ильмору, это напоминание было приятно.
Фонарики мерцали в лесном полумраке, как слуги Снежной девы с потемневших от времени картинок на стенах ильморской школы. Лёгкие колокольчики звенели в ветвях. Тут и там смеялись, пели, целовались, хихикали. Где-то вдалеке играла музыка, лились рекой пунш и снисс, шумела вода в фонтанах, чьи высокие струны были подсвечены синим и зелёным.
Унельм шёл в глубь сада наугад – к видневшейся вдалеке крыше усадьбы. Омилия назначила ему встречу у фонтана за ней, и он старался идти уверенно, как свой человек в усадьбе.
То и дело он натыкался на гуляющих.
Группа молодых диннов в масках шумно спорила, пока слуги расторопно подливали им пунш.
– Всех препараторов давно пора было взять под более жёсткий контроль! Мы все увидели наконец, к чему ведёт их особое положение, их безнаказанность…
– Хотите, чтобы потом таких, как Стром, стало больше?! Казнить? Да казнить его мало…
– Господа, вы стоите здесь благодаря Строму и таким, как он. Вся наша государственность построена на эксплуатации препараторов. Суда всё ещё не было, и…
– Рэлли, послушать тебя, так препараторы непогрешимы. «Эксплуатация, эксплуатация»… Модное чужеземное словечко. У Кьертании – свой, особый путь…
Унельм двинулся дальше.
Хмельная полная женщина в костюме эвеньевой феи дёрнула его за крыло и предложила прогуляться; толпа подростков в масках снитиров обступила, требуя, чтобы он немедленно выпил с ними пунша, невысокий старик без маски, но в шляпе с полосатой тульей, заявил, что Унельм, судя по сапогам, – его старый знакомый, Энри, и он не успокоится, пока не рассчитается с ним за ту самую партию в тавлы…
Унельм уворачивался, раскланивался, улыбался, прятался в толпе – и наконец достиг фонтана, надёжно укрытого деревьями от посторонних глаз.
Сердце колотилось как бешеное – в тот миг ему плевать было на Магнуса, Олке, даже Строма. Он давно не видел Мил, а теперь увидит. Он не задавался вопросом о том, как и почему это вышло, – просто плавал в блаженстве, как в бадье с горячей водой – чудо из чудес – посреди холода злейшей зимы.
Фонтан из белого мрамора – какие-то обнажённые женщины, олени, хаары, парящие над сплетением колючего кустарника…
Он сразу различил тонкую фигурку у дальней стены, и у него сжалось сердце. Она была одета Снежной девой – смелый наряд, которого остереглась бы, наверное, любая обыкновенная девушка, из опасений разозлить храмовых служителей… Но Омилия не была обыкновенной девушкой.
Белый подол струился по полу, как вода, и уже немного запачкался землёй. К нему прилипли сухие листья и розовый лепесток – Унельм почувствовал непреодолимое желание упасть к её ногам, прижать к губам этот испачканный подол и умереть от счастья. Он встряхнулся, часто заморгал. То, что случилось с ним, было сродни болезни – и сейчас, глядя на тонкую белую фигурку, слабый узел светлых волос, глаза цвета озёрной воды, поблёскивающие из-под маски, он вдруг ощутил необъяснимый страх.
– Мил! – Её глаза вспыхнули, завидев его, она как будто пробудилась от сна.
– Унельм! – она быстро огляделась, прежде чем броситься к нему навстречу, быстро, торопливо обнять за шею, счастливо хихикнуть на ухо. – Здравствуй!
Он ощутил её тепло, мягкость небольшой девичьей груди, свежесть дыхания, и сдавленно рассмеялся, отстранился.
– Что, если бы это был кто-то другой?
Омилия только рукой махнула:
– Кто ещё нарядился бы ормом после случая на прошлом Золотом балу? Нет-нет, нет времени! Пойдём со мной, скорее. Мне нужно, чтобы ты мне помог, – а потом мы поговорим.
– Помог? Конечно… Но куда мы идём? Как ты? – Её глаза блестели теперь как-то лихорадочно, пальцы в белых танцевальных перчатках подрагивали.
– Я в порядке… Ну, может, не совсем, но об этом после. Сперва нам нужно попасть в покои Аделы Ассели.
– Аделы… что? Но зачем? – Омилия почти бежала куда-то в глубь сада, и Унельм едва поспевал за ней.
– Я знаю, что не с этого нам следовало бы начать… Но, Унельм, другой такой возможности может и не представиться. Я объясню по дороге. Ладно?
– Конечно, – пробормотал Ульм. Он думал про Магнуса. Ему следовало бы остановить её, усадить на скамью. Рассказать обо всём… но он не мог бороться с искушением ещёнемного отсрочить неизбежное. Просто побыть рядом с ней – пускай на бегу, плутая по тёмным дорожкам вокруг диннской усадьбы.
– В общем, я назначила встречу тут именно поэтому. Из-за Аделы… Приют – ну, ты понимаешь, тот приют носит фамилию Ассели всего-ничего. Адела пожертвовала кучу денег… я уверена, она хотела разузнать что-то о Магнусе, как и мы. Она отказалась рассказывать…
– А ты её спросила? Вот так просто?
– А почему нет?
И вправду, почему нет. Омилия была пресветлой наследницей Кьертании. Она, должно быть, не привыкла к отказам.
– Я уверена, тут что-то нечисто. Она защищает препараторов, а он, само собой, играет на стороне моей матушки. С чего ей защищать Магнуса?
– Может, она защищала не Магнуса, а тебя?
Омилия фыркнула, прибавляя шагу.
– Об этом я тоже думала… Что ж, вот и узнаем.
– Так весь этот маскарад… устроила ты?
– Да. Ну… я попросила Рамрика. Любой почтёт такую мою просьбу за честь… А он ещё и любит повеселиться. Корадела одобрила. Она любит, когда я проявляю себя как пресветлая душа компании… Адела весь день торчит у себя в библиотеке… как всегда. Её служанка подтвердила. В