Это действительно были Филипп и Питриан, забравшиеся в сад губернатора Тортуги. Услышав восклицание девушки, флибустьер вздрогнул.

– Кто это? – проговорил он, бросив тревожный взгляд вокруг, и решительно подошел к боскету.

– Это я, Филипп, – произнесла донья Хуана, выходя к нему.

– Вы?! Вы, Хуана? – радостно вскричал флибустьер. – О, Бог привел вас сюда!

– Разве вы не знали, что найдете меня здесь? – спросила она.

– Я не смел надеяться.

Вдруг он замолчал. Обойдя маленький сад, что не потребовало много времени, Питриан возвращался к боскету. Филипп бросился ему навстречу.

– Брат, – сказал он, – по невероятному счастливому совпадению я встретил особу, которую только и хотел видеть, отправляясь на Тортугу. Покарауль, пожалуйста. А мы перемолвимся несколькими словами, и я, несомненно, узнаю что-то необходимое для успеха нашей затеи.

– Хорошо, – Питриан улыбнулся, – только говорите покороче. Наше положение не так уж приятно. Ни к чему нам быть глупо пойманными в этой ловушке.

– Будь спокоен, я прошу у тебя только десять минут.

– Даю вам четверть часа, – великодушно отозвался Питриан и встал за огромным стволом дерева.

Филипп быстро вернулся к донье Хуане, которая с беспокойством ждала результата его переговоров с товарищем.

– Все хорошо, – сказал он, – мы можем разговаривать, ничем не рискуя. Нас охраняет друг. Хвала Всевышнему, милая Хуана, в своем неисчерпаемом милосердии Он соединил нас!

– Только на несколько минут, – прошептала она печально.

– Что нам за дело до будущего, моя возлюбленная! Воспользуемся настоящим, чтобы говорить о нашей любви. Когда вы приехали сюда?

– Сегодня утром.

– И как долго думаете вы оставаться здесь?

– Не знаю. Дон Фернандо очень скрытен, однако мне кажется, я угадала, что мое пребывание на острове будет непродолжительным.

– И вы догадываетесь, куда должны ехать?

– Определенно нет. Мне говорили о Панаме и Маракайбо. Правда, оба эти места мне неизвестны, и мне все равно, куда меня повезут, лишь бы я имела надежду увидеть вас там.

– Я дал клятву, Хуана, и сдержу ее во что бы то ни стало.

– Да-да, я знаю, что вы меня любите, Филипп. Я полагаюсь на ваше слово, но все же я боюсь.

– Боитесь чего, друг мой?

– Всего. Наши народы – неумолимые враги. Вас считают разбойниками, морскими бродягами, хищными зверями, которых всякий имеет право истреблять.

– Какое нам до этого дело, моя возлюбленная? Разве вы не знаете, что, когда к нам подступают слишком близко, мы поворачиваемся лицом и сражаемся?

– Знаю, друг мой, и это заставляет меня беспокоиться еще сильнее. Кроме того, – прибавила она совсем тихо и нерешительно, – это еще не все.

– Что же еще, друг мой? Говорите без опасения.

Она молчала, печально потупив голову.

– Неужели это гораздо серьезнее, чем я предполагал? – вскричал Филипп, схватив руку девушки и нежно пожимая ее. – Говорите, ради бога, Хуана, умоляю вас, не оставляйте меня далее в этом смертельном беспокойстве.

– Зачем… – ответила она кротко. – Зачем говорить об этом вам, друг мой?

– Мне?! – вскричал он. – Стало быть, речь идет обо мне лично? О, говорите, говорите, заклинаю вас!

– Ах! Дело идет о нас обоих, – прошептала она, – потому что оно касается нашей любви.

– Разве нашей любви что-нибудь угрожает? – спросил он с изумлением.

– Не знаю. Может быть, это безрассудно и я тревожусь понапрасну. Но повторяю вам, я боюсь.

– Зачем же, если так, вы упорно храните молчание, убивающее меня?

– Вы правы, лучше сказать вам все.

– О, говорите! Говорите, я слушаю вас.

– Говорить буду я, – холодно произнес человек, вдруг появившийся возле молодых людей.

Хуана и Филипп с ужасом отступили.

– Кажется, я испугал вас? – продолжал с иронией незнакомец, чье лицо было скрыто в тени. – Однако, клянусь своей душой, у меня этого и в мыслях не было.

– Ей-богу! – вскричал Филипп, уже оправившийся от секундного волнения. – Человек ты или демон, а я узнаю, кто ты.

– Я и не скрываюсь, можете смотреть на меня сколько угодно, – сказал человек, выходя из тени.

– Кавалер де Граммон! – с удивлением вскричал Филипп.

– Он самый, – ответил кавалер, кланяясь со своей обычной усмешкой.

– Что вы здесь делаете, милостивый государь? – запальчиво вскричал Филипп.

– А вы-то сами что? – спросил кавалер. – Черт возьми! Странно вы исполняете поручение, возложенное на вас советом!

Донья Хуана, чувствуя, что теряет сознание, прислонилась к изгороди боскета.

– Не о поручении идет сейчас речь, милостивый государь, – грубо ответил молодой человек.

– А о чем же, позвольте вас спросить? – все с той же насмешкой продолжал кавалер.

– Я хочу знать, по какому праву пробрались вы сюда вслед за мной?

– А если мне не угодно отвечать? – надменно заметил кавалер.

– Я сумею вас заставить, – ответил Филипп, выхватив из-за пояса пистолет.

– Стало быть, вы собираетесь меня убить? А я с вами драться не стану, по крайней мере в эту минуту. Разве вы забыли, что наши законы запрещают дуэли во время экспедиции?

Филипп с бешенством топнул ногой и заткнул пистолет за пояс.

– Но я буду великодушен, – продолжал де Граммон, – я вам отвечу, и отвечу откровенно, клянусь вам, а вы судите сами. Когда вы ушли с совета, чтобы приготовиться к исполнению данного вам поручения, я просил позволения присоединиться к вам, заметив нашим братьям, что вас могут убить испанцы и что если случится это несчастье, то хорошо бы кому-нибудь вас заменить и закончить дело, вверенное вашей чести. Совет одобрил это предложение и исполнил мою просьбу, вот почему я здесь, милостивый государь. Но ведь вы не это желаете знать, не так ли? Вы хотите узнать настоящую причину, по которой я решил вас сопровождать? Ну так вы останетесь довольны, я назову вам ее.

– Я жду, чтобы вы объяснились, – сказал Филипп с едва сдерживаемым гневом.

– Имейте немного терпения. У меня есть одно великое качество, или один великий недостаток, как вам будет угодно, – редкая откровенность. Догадываясь о том, что будет происходить между вами и этой молодой девицей, я поспешил сделаться третьим лицом в разговоре, чтобы избавить ее от затруднительного объяснения, которое, кажется, было для нее довольно неприятно.