– Пожалуйста, без околичностей и приступим прямо к делу, если это возможно.

– Что бы вы ни говорили, – воскликнула Хуана с лихорадочным одушевлением, – ваши нападки и клевета не могут меня задеть. Говорите же!

– Я не стану ни нападать, ни клеветать, – ответил кавалер, почтительно кланяясь девушке, – это оружие подлецов, и я не умею им пользоваться. Я буду говорить правду и только о себе.

– Говорите скорее. Место, где мы находимся, не годится для долгих препираний, – сказал Филипп.

– Мы в безопасности, ведь вы поставили вашего бывшего работника Питриана на карауле, он не допустит, чтобы нас захватили врасплох. Кроме того, мне остается сказать вам всего несколько слов.

Молодой человек буквально закипал от нетерпения, однако смолчал, понимая, какие страшные последствия могла иметь огласка не только для него – он мало заботился лично о себе, – но и для доньи Хуаны, которую он любил и которая, волнуясь и дрожа, присутствовала при этом странном разговоре.

– Милостивый государь, – продолжал кавалер де Граммон с присущей ему вежливостью, которой он отличался и которой так хорошо умел пользоваться, когда вспоминал, из какого рода он происходил, – позвольте мне прежде всего согласиться с вами, что во всем происходящем есть какой-то странный рок.

– Я вас не понимаю, что можем мы иметь общего друг с другом?

– Я объясню. Вы любите эту девицу, и все заставляет меня думать, судя по тому, что я слышал, что любовь эта разделенная.

– Да, – живо откликнулась донья Хуана с той храбростью, которую нередко обретают женщины, оказавшись в беде. – Да, мы любим друг друга! Более того, мы обручены, и, клянусь вам, никогда моя рука не будет принадлежать никому, кроме дона Филиппа.

– Милая Хуана! – сказал молодой человек, горячо целуя ей руку.

– Вот именно в этом и заключается тот рок, о котором я вам только что сказал, – холодно продолжал кавалер, не выказывая никакого удивления при этом признании, – я также люблю эту девицу.

– Вы?! – вскричали они с испугом и удивлением.

– Да! – ответил он, почтительно кланяясь молодой девушке.

Филипп сделал шаг к кавалеру, но тот остановил его движением руки.

– Вы прекрасны. Ваша красота прельстила меня, и я невольно поддался страсти, которая, когда я вас увидел, охватила все мое существо. Имеете ли вы право упрекать меня за это? Нет, любовь и ненависть – два чувства, неподвластные нашей воле. Они овладевают сердцем человека и безраздельно господствуют в нем, мы вынуждены им подчиняться, и все рассуждения тут бесполезны. В первый же день, как я вас увидел, я полюбил вас. Ваш взгляд, упав на меня нечаянно, сделал меня вашим невольником. Вы видите, я откровенен. Напрасно пытался я добраться до вас и признаться вам в любви, которая сжигала мое сердце. Все мои попытки были бесполезны, вы бессознательно избегали меня. Вы, без сомнения, угадали мои чувства и возненавидели меня.

– Милостивый государь! – вскричал Филипп.

– Дайте ему объясниться, милый Филипп, – с благородством сказала донья Хуана, – лучше, чтобы мы знали, как нам себя держать с кавалером де Граммоном.

– Если вы требуете… – прошептал молодой человек, гневно стиснув зубы.

– Я вас прошу.

– Заканчивайте же скорее, милостивый государь.

– Имею честь заметить вам, – ответил, поклонившись, кавалер, – что вы сами прервали меня.

Молодой человек топнул ногой и бросил страшный взгляд на кавалера, но промолчал.

– Итак, я догадывался, что у меня есть соперник, – спокойно продолжал де Граммон, – и что соперник этот любим. Открытие это, как ни неприятно оно было, мало тронуло меня по той простой причине, что с первой минуты, как я вас увидел, я поклялся себе, что вы будете моей.

– Что?! – с бешенством вскричал молодой человек.

– Я имею привычку, – холодно продолжал кавалер, – всегда держать свои клятвы, это значит, что я сделаю все, чтобы не изменить моему слову.

– Это неслыханная дерзость, – вскричал Филипп вне себя от гнева.

– Извините! Позвольте мне закончить, – перебил кавалер бесстрастно. – Мне остается прибавить только несколько слов… Мы оба дворяне, оба хорошего происхождения, а это значит, что между нами будет война честная, борьба достойная, это будет, – прибавил он с насмешливой улыбкой, – турнир, и ничего более.

– Но вы забываете одно, – заметила донья Хуана надменно, – но довольно важное обстоятельство, как мне кажется.

– Какое именно? – осведомился де Граммон.

– Я вас не люблю и никогда не буду любить! – ответила она с презрением.

– О-о! – воскликнул кавалер с восхитительным нахальством. – Как можно ручаться за будущее, когда и настоящее не вполне очевидно.

– Вы знаете, что я вас убью, – сказал Филипп, сжав кулаки.

– Я знаю, по крайней мере, что вы попытаетесь… Ах, боже мой! Вам следовало бы благодарить меня, вместо того чтобы ненавидеть. Борьба, разгорающаяся между нами, придаст необыкновенную прелесть вашей жизни. Есть ли что-нибудь скучнее любви, которой ничто не препятствует.

– Вы с ума сошли, кавалер! Все, что вы нам тут рассказали, несерьезно, – возразил Филипп, сбитый с толку признанием де Граммона и ни на секунду не допуская, чтобы его слова соответствовали действительности.

– Я с ума схожу по этой девице – да, это правда. Что же касается того, что я вам сказал, думайте что хотите. Я вас предупредил, теперь вы должны остерегаться.

– Запомните хорошенько, – холодно произнесла донья Хуана, – если когда-нибудь судьба отдаст меня в ваши руки, я скорее убью себя, чем изменю клятве, которую дала моему жениху.

Кавалер, ничего не отвечая, поклонился донье Хуане и, повернувшись к Филиппу, сказал:

– Итак, решено! Мы перережем друг другу горло при первом удобном случае.

– О, конечно! – ответил Филипп.

– Стало быть, не стоит больше возвращаться к этому предмету. Думаю, что теперь пора заняться делами, которые привели нас сюда. Идете вы со мной на разведку или предпочитаете остаться здесь еще несколько минут и поговорить с этой девицей? Вы видите, у меня прекрасный характер.

– Дон Филипп и я, – перебила его донья Хуана, – уверены друг в друге, и нам не нужно вести длинных разговоров, чтобы знать, что мы всегда будем любить друг друга. Оставляю вас, господа. Уже очень поздно, и я должна идти.

Молодой человек с живостью приблизился к своей невесте.

– Ничего не бойтесь, Хуана, – сказал он, – я отомщу за вас этому человеку.

– Нет, – ответила она вполголоса со странной улыбкой, – предоставьте это мне, Филипп, – женщины в мщении гораздо опытнее мужчин. Только наблюдайте за ним.

– Но…

– Прошу вас… Теперь прощайте.