– Извините, милое дитя, – возразил губернатор с веселой улыбкой, – у меня есть сад, правда очень маленький и вовсе не похожий на ваши великолепные эспаньольские сады. Но, каков бы он ни был, я отдаю его в ваше распоряжение на все время вашего пребывания здесь, и вам тем легче будет в нем гулять, что он сообщается с вашей молельней.

– О, это замечательно! – радостно воскликнула донья Хуана. – Пожалуйста, покажите мне скорее этот сад.

– Ступайте же за мной, это рядом.

Девушка поспешно встала и вышла из залы в сопровождении дона Фернандо, оставив свою дуэнью дремать в кресле.

Пройдя двор, освещенный в эту минуту великолепным лунным сиянием, дон Фернандо отворил дверь, запертую только на задвижку, и донья Хуана вдруг очутилась в саду – маленьком, но столь удачно устроенном, что он казался гораздо больше, чем был на самом деле. В саду этом и в жару была тень, там цвели цветы, а птицы, укрывшиеся в листве, с шумом вылетали при приближении человека. Живая изгородь из кактусов на краю сорокаметровой пропасти служила оградой не только саду, но и самой крепости.

– Вот мой сад, милое дитя, – сказал тогда дон Фернандо. – Располагайте им как хотите, не боясь, что вас потревожат. Никто не ступит сюда ногой без вашего позволения.

– Благодарю! Право, я не знаю, как мне высказать вам мою признательность.

– Но ведь я вам почти отец.

– Вы правы. И я вас люблю за вашу неисчерпаемую доброту.

– В свою очередь благодарю вас. Но, слава богу, мы должны остаться здесь всего на несколько дней. Я жду приезда моего преемника.

– Это правда. Вы сказали, что мы должны отправиться в Панаму, – произнесла она с легким трепетом в голосе.

– Я так думал, но, судя по последним письмам, кажется, мое назначение изменено.

– А! Куда же вас теперь назначают?

– Не знаю. Вероятно, мы отправимся на материк. Впрочем, это не должно вас заботить.

– Действительно… однако, признаюсь, мне это интересно.

– Не беспокойтесь, как только я что-нибудь узнаю, я поспешу сообщить вам.

– Благодарю.

В эту минуту в сад вошел капрал и почтительно приблизился к дону Фернандо.

– Что вам нужно, Кабо Лопес?

– Ваше превосходительство, – ответил капрал, – прибыл курьер из Сантьяго.

– Так поздно? – с удивлением спросил губернатор. Капрал молча поклонился. – Хорошо, я иду за вами, ступайте.

Лопес послушно развернулся и вышел.

– Эта дверь, – продолжал дон Фернандо, указывая девушке на балкон, – ведет в вашу молельню. Теперь я оставляю вас, гуляйте без опасения. В этом саду вам нечего бояться. На случай если я не увижусь с вами сегодня вечером, позвольте мне сейчас пожелать, чтобы ночь, которую вы проведете под моей кровлей, была доброй.

Простившись таким образом, дон Фернандо ушел, и донья Хуана осталась одна.

Давно уже молодая девушка желала насладиться минутой свободы. Она чувствовала потребность привести в порядок свои мысли и разобраться в своих переживаниях. Ее отъезд из Сан-Хуана был так внезапен, путешествие так стремительно, что эти немногие дни промелькнули для нее подобно сну, не оставив ей необходимого времени подумать о том новом положении, в которое ее поставили события, и о неизбежных переменах, которые силой обстоятельств должны были произойти в ее жизни, до сих пор столь тихой и уединенной.

Для душ юных и верующих ночь имеет неизъяснимую прелесть. Бледный свет звезд, серебристый блеск луны, пробивающейся сквозь ветви деревьев, ночной ветерок, проносящийся, как вздох, и таинственно шелестящий листьями, глухое жужжание насекомых, журчание ручейка, протекающего в тростнике, – все способствует тому, чтобы наполнить сердце упоением, все располагает душу к нежным и меланхолическим мечтам.

Донья Хуана, обойдя несколько раз дорожки сада, мало-помалу, сама того не замечая, поддалась влиянию природы. Восхитительная гармония окружающего находила тихий отклик в ее сердце. Она села в боскете[33] и надолго погрузилась в то восторженное состояние, которое не является ни сном, ни явью и для которого в нашем бедном языке нет определенного названия.

Недалеко от того места, которое она выбрала для отдыха, возвышалась изгородь из кактусов, служившая саду забором. За изгородью, как отверстая пасть, открывался обрыв, возле которого росло дерево, закрывая его своими могучими ветвями. Время от времени взгляд молодой девушки машинально, как бы против воли, обращался к этому дереву.

Вдруг ей показалось, что какая-то тень осторожно скользнула возле обрыва и чьи-то глаза сверкнули в темноте, как два раскаленных угля. Донья Хуана невольно вздрогнула при этом ужасном видении, но удержалась от вскрика и боязливо затаилась в глубине боскета.

По прошествии двух-трех минут, показавшихся испуганной девушке целой вечностью, тень увеличилась и мало-помалу приняла размеры человека, чей рост казался гигантским при обманчивом свете луны. Насколько расстояние, на котором находилась донья Хуана, позволяло ей судить, человек этот был не испанец, костюм его скорее походил на костюм буканьера. Кто бы он ни был, этот человек, он осмотрелся кругом, как бы стараясь проникнуть взглядом сквозь темноту. Потом, видимо успокоенный глубокой тишиной, царившей вокруг, он встал на колени у края обрыва и, обхватив ствол дерева рукой, чтобы удержаться и не упасть вниз, наклонился, а потом тотчас же выпрямился, поддерживая другой рукой человека, который, пригибаясь, прыгнул в сад.

– Ты никого не видел? – шепотом по-французски спросил второй незнакомец первого.

– Никого.

– И ничего не слышал?

– Ничего.

– Стало быть, все в порядке. Теперь надо узнать, где мы.

– Этого я не знаю.

– И я тоже… Давай сюда ружье. Понадобится на случай тревоги.

Ничего не отвечая, его товарищ встал на колени у края обрыва и через секунду втащил наверх два ружья, крепко привязанных к веревке.

– Вот, – сказал он.

– Хорошо. Теперь надо осмотреться. Это нетрудно, здесь светло как днем. Я – направо, ты – налево, составим круг, встретимся у этого обрыва. Будь настороже. Надо сделать так, чтобы нас не застукали.

Его товарищ молча кивнул в знак согласия. Они повернулись друг к другу спиной и немедленно начали приводить в исполнение свой план. И тут свет луны упал на лица незнакомцев, до тех пор остававшиеся в тени.

– Филипп! – вскрикнула девушка, узнав в одном из этих двоих того, кого она любила.