привело ее в замешательство, и девушка ускорила шаг, вжав голову в плечи, невпопад кивая и опустив глаза в пол. Сет дернулся было, чтобы спасти ее, прикрыть собой, как охранник от папарацци, но Отто удержал его за рукав и покачал головой: не надо, сама справится, ты же знаешь, как она не любит выглядеть слабой.

– Привет, – бросила она, снимая капюшон. – Пойдемте уже в класс.

Никто будто не удивился, что Нина, Рамон и Сет пришли на занятия с одинаково короткой стрижкой. По крайней мере, вопросов им не задавали, даже Биллингсли. Его сестра теперь тоже смотрела на Нину иначе. За весь день не обронила колкости в ее сторону, как это часто бывало раньше, не бросила злобного взгляда, не плевалась ядом по любому удобному случаю. А в столовой вообще предложила ей свою газировку, чем ошеломила всю компанию.

Рамон проявил поразительную тактичность и на их столик претендовать не стал – теперь он сидел вместе с Меган и ее окружением. Кажется, между этими двумя завязывалась дружба, которая никого не удивила, несмотря на взаимные оскорбления, с которых новичок и главная красавица школы начали общение.

По поводу отсутствия Рамона за их столиком Сет мог только порадоваться: во‑первых, меньше риск быть раскрытым из-за неуправляемого языка этого паршивца, во‑вторых, есть надежда, что парень увлечется Меган и отвянет от его матери.

С другой стороны, иногда поболтать с ним в одной компании, например в классе или в коридоре, бывало… интригующе. Веласкес часто заговаривал на неудобные темы, которые на самом деле всем хотелось бы обсудить, но они слишком этого стеснялись. В частности, его по-прежнему волновал вопрос подозрительно близкой дружбы между Ниной и офицером.

«Кстати, – заявил Рамон немного погодя, – не думайте, будто я тогда перестал трогать Нину из-за того, что побоялся Сета. Ни капельки не так. На самом деле со мной по душам поговорил офицер Клиффорд. И мне пришлось его послушаться. Он, знаете, внушает что-то такое, когда смотрит тебе в глаза, держа руку на кобуре».

Именно Рамон озвучил, что у Клиффорда вайбы песен Ланы дель Рэй, ведь он меланхолично красив, словно полубог.

А когда над ним беззлобно подтрунивали, он самодовольно улыбался и советовал всем не стесняться своих желаний, чаще высказывать их и стараться брать от жизни все удовольствия. На этот счет он имел твердую позицию, и никто во всем мире не смог его переспорить, все только смущались и замолкали.

«Скажите спасибо, что у вас появился я, – поучал Веласкес, – вы сами слишком скованные, чтобы обсуждать интимные вопросы, а между тем это очень важно в нашем возрасте – понимать, чего тебе хочется, и не стесняться этого. Хоть кто-то займется вашим сексуальным воспитанием, ведь это не только предохранение, но и проговаривание ощущений, нормализация всего, что можешь чувствовать, взрослея, и внешних изменений. Если хочешь принять с кем-то душ, так себе и скажи, если хочешь быть чьим-то питомцем, так и признайся себе, если нравится чья-то мама, ну зачем скрывать?»

Постепенно все более-менее привыкли к столь откровенным разговорам и перестали остро реагировать на их провокационность. Это даже отвлекало от недавних событий.

Раскованностью Рамона никто не обладал, и некоторые завидовали ему в этом. Парень мог подойти к кому угодно и сказать что угодно. В каком-то смысле он был куда свободнее (и мудрее) тех, кто придерживался правил общения и вежливости, соблюдая условности и табу. Наверное, ему было проще признать чью-то сексуальность, потому что он отлично осознавал свою и не стеснялся ее.

Постепенно все возвращалось в прежнее русло, насколько это было возможно. Учащиеся стали больше думать о приближении экзаменов, о выпускном вечере и поступлении в колледж. Будущее здорово отвлекало от мрачных мыслей, неизбежно налаживая настоящее и выветривая из головы прошлое.

Алана Кейна приняли стажером в TINA, так что рабочее место его мечты было обеспечено. После уроков он летел туда словно на крыльях, а школьные новости его больше не интересовали, он выжал из них максимум. Ничто не переплюнет уже случившееся. Все догадывались, за какие заслуги Кейна приняли в «акулий выводок», хотя источник аудиозаписи, благодаря которой между полицией и новостным агентством Мидлбери развязалась холодная война, официально оставался анонимным.

Пока шумиха вокруг школы не утихала, организация временно отстала от Сета, не желая привлекать внимание полиции, и без того сейчас прикованное к старшеклассникам. Но без травы ученики не остались, потому что Веласкес, никак не причастный к людям, на которых работал Ридли, продолжал потихоньку барыжить. Сет знал это, но не затрагивал щекотливую тему, так как мелкая сошка вроде Веласкеса не представляла угрозы для монополии, торгующей более серьезными вещами, чем марихуана.

Нина больше не предпринимала попыток сблизиться с Сетом, не заговаривала с ним на личные темы и держалась ровно той дистанции, какую он сам определил и не мог теперь нарушить. Ее больше не интересовало то, о чем она хотела спросить прямо перед инцидентом – может, эта мелочь вылетела у нее из памяти из-за пережитого, а может, ник Icebreaker и его обладатель больше ничего не значили для нее.

Какое значение имеет, с кем она когда-то переписывалась, если любимого учителя застрелили у нее на глазах, чуть не убив ее саму? Аноним был рассекречен, но вряд ли Нина подозревала его в симпатии к себе, даже учитывая то, что Сет произнес тогда в классе. Мало ли что можно ляпнуть в критической ситуации, стараясь отвлечь на себя внимание человека с оружием, чтобы одноклассницу не убили.

Девушка вела себя так, будто между ними ничего никогда не было, но ведь между ними действительно ничего не было, как ни неприятно себе об этом напоминать. Отто уверял, что ей нужно время, чтобы оклематься, но Ридли знал наверняка: Нина в нем просто не заинтересована. Он упустил свой шанс в недалеком прошлом, а по-старому больше ничего не будет. Ему пора привыкнуть к этому и двигаться дальше.

Стремясь отвлечься, Нина и Отто с головой погрузились в проект и без труда выиграли грант, но никому из них победа не принесла радости. Они не взяли себе ничего, оставив деньги школе. Учителя потратили средства на новое оборудование для естественно-научных дисциплин. В память о Йорскиллсоне, в честь которого планировали переименовать школу.

Несмотря на то что вместе оставалось учиться всего ничего, Ханна, Меган и многие другие из условной элиты пытались выйти на контакт с Ниной, наладить отношения, но было поздно. Она отдалилась от всех, замкнулась, и пути назад не было, как не было возможности вернуть директора к