Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего подобного. Никто его не трогал, – заметил Сет, и Дженовезе кивнула.
– Именно. Никто не обращал на него внимания. Вот это его и довело.
Она поднялась и стала ходить по гаражу из стороны в сторону, а парни остались сидеть с банками в руках, наблюдали и слушали.
– Он был абсолютно спокоен, убив Видара, который никогда его не обижал. И так же спокойно мог застрелить любого. Все это понимали с самой первой минуты, как только увидели пушку и начали по-тихому отходить назад. Все будто знали, что он способен на такое. Будто бы даже ждали, что это когда-то случится. Вы видели его реакцию на панику и страх учеников? Блаженство. Насилие приносит ему равновесие, к которому он долго стремился, сублимируя учебой, и не обретал. Проявляя жестокость, он успокаивается. Ему нравилось быть единственным хозяином ситуации, хотя он знал, что это временно. Его не волновало, чем все кончится. Ему был важен текущий момент, когда он главный. В центре внимания. Все смотрят на него и слушают только его. И уж теперь никто не рискнет назвать его пустым местом. Ни сейчас, ни после.
Никогда бы не подумала, что Итан – именно такой. Он был нашим главным противником в борьбе за грант, мы с Отто воспринимали его как врага, но исключительно в учебном смысле. А оказалось… оказалось, он уже тогда знал, что все это случится, и победа его не интересовала. Он все спланировал. Все, кроме того, что кто-то бросится под пули. Это было слишком нерационально и рискованно, чтобы просчитать. Он все заранее за всех решил, он… убил Видара… которому мы так и не доделали подарок…
Нина замерла; неловко, будто у нее вдруг надломилась шея, уронила лицо в веер ладоней и заплакала. Впервые полноценно заплакала с момента, как все случилось. Потому что впервые выговорилась.
Сет и Рамон испуганно переглянулись (женские слезы приводили обоих в ступор), поднялись, оставив пиво на полу, и робко обняли девушку. Прислонившись головами к ее голове и положив руки друг другу на плечи, как маленькая спортивная команда, они ощущали, как вздрагивает тело Нины, передавая во внешний мир малые вибрации того, что происходит у нее внутри. Если бы не физическая поддержка со стороны парней, она бы прямо сейчас свалилась на пол. Легла бы на спину, раскинула руки и ревела, пока боль не иссякнет.
Чувствуя, как ей паршиво, Сет все равно наслаждался моментом, когда может прикасаться к ней, не вызывая подозрений. Но лучше бы Веласкеса сейчас не было рядом, тогда бы он обнял Нину гораздо крепче и в то же время мягче, зарылся подбородком в ее пахнущие ветром и прикорневым себумом волосы, забылся.
Кто бы мог подумать, что парень, которого он ударил стулом, какое-то время спустя будет успокаивать Нину вместе с ним и давать ему любовные советы. Жизнь слишком непредсказуема.
Парни молчали, внимательно прислушиваясь к тому, как Нина потихоньку успокаивается, а сокращения ее тела становятся мягче. Они ее не отпускали, пока та окончательно не прорыдалась. Собственную влагу в глазах, вызванную в большей мере тем, как горько выла Дженовезе, подавляя рвущуюся наружу муку, они удачно скрыли друг от друга и от нее. В носу щипало, но нужно было держаться. Они не могут заплакать вместе с нею, потому что тогда она расклеится еще больше.
Однако сквозь пелену напускного спокойствия Нина видела: эти двое потрясены случившимся не меньше. Без слов, используя лишь взгляды и прикосновения, они вспомнили и заново пережили, наверное, каждую секунду инцидента.
Нина аккуратно высвободилась и отошла от парней, которым вдруг сделалось неловко за то, как долго они ее обнимали. Увидев, что ей полегчало, Сет уточнил:
– Как ты?
– Нормально, – улыбнулась она, вытирая блестящее лицо рукавом. – Пойду умоюсь. Скоро вернусь.
Она поспешно скрылась за дверью, ведущей в дом. Вероятно, тоже немало смущенная откровенностью сцены, случившейся между ними. И пока ее не было, Рамон, конечно же, многозначительно смотрел на Сета, то и дело норовя раскрыть рот, но Ридли сразу говорил жесткое «нет» или «молчи», и Веласкес молчал. Он надеялся, его взгляд выражает все, что хотелось произнести в отсутствие Нины.
Она вернулась через несколько минут – с розовым лицом, умытая и посвежевшая, чуть мокрыми по клину роста волосами и пятнами воды на груди. В руках держала электронную машинку для стрижки волос марки «Phillips». Показала парням и подошла к грязному зеркалу сбоку от холодильника. Протерла пыль свободной рукой. Распустила волосы и выбросила резинку. Она ей больше не понадобится.
Парни поняли, к чему идет дело, но отговаривать не стали. Подошли ближе для моральной поддержки. Девушка настроила режим покороче, но не под ноль. Щелкнув, машинка зажужжала в ее руках.
– Мне это нужно, – виновато оглянулась она, хотя оправданий не требовалось. – Чтобы начать с чистого листа. Избавиться от этой ужасной боли. Отбросить. Как нечто, больше не являющееся частью меня.
– Вперед, амазонка, – ухмыльнулся Рамон, поднимая банку пива, будто произносил тост. – Мы последуем за тобой.
Нина заглянула Сету в глаза, и он кивнул.
– Ох и влетит же мне от мамы.
– Тебя чуть не застрелил чокнутый одноклассник, а ты боишься мамы? Не перестаешь удивлять.
– Если тебе это поможет, дерзай, – поддержал Ридли. – Не зубы ведь, отрастут.
Заметно расслабившись, Нина выдохнула и поднесла жужжащую машинку ко лбу, откуда и начала. С затылком ей помог Ридли. Через несколько минут все было кончено. Парни, как и обещали, сделали то же самое. Трое новых людей смотрели в одно зеркало, ловя взгляды друг друга и чувствуя, как засохшая корка прошлого отваливается от них, а перемены больше не пугают.
Еще через неделю занятия возобновились. О назначении нового директора речи пока не велось. «Временное правительство» из нескольких самых опытных учителей принимало решения путем совета. Но в основном школа существовала по давно заведенному ритму, привычному всем настолько, что он сделался машинальным.
В первый же учебный день стало очевидно, что отношение учеников старшей школы к Нине разительно изменилось. Отто и Сет пришли раньше и общались у своих шкафчиков, поэтому отлично видели, как Дженовезе вошла внутрь и двинула по первому этажу привычным маршрутом, ни на кого не глядя. Зато на нее смотрели. Оборачивались и провожали взглядом. А еще с ней теперь здоровались. Абсолютно все.
– Привет, Нина, привет, Нина, здравствуй, Нина, как ты? – разноголосо жужжал этаж.
Внимание к себе