братия уже снова в монастыре, и князь-аббат вернулся из Пфеффикона. Только скот и лошадей правитель придержал, иначе бы, дескать, люди в Швице подняли бунт. Гени считает, это было единственно разумное; когда суп начинает сильно кипеть, надо убрать из огня лишь пару поленьев, но не все сразу.

Так что всё стало снова как до налёта, но мир был лишь видимостью, а на самом деле велась война, только без мечей и дубин. Впервые это стало заметно по истории с монастырскими волами, которая могла иметь для деревни куда худшие последствия, чем нападение сотни рыцарей. До сих пор в обычае было тех двух волов, принадлежащих монастырю и предназначенных для лесных работ, использовать и для пахоты, и была твёрдо установлена очередь на этих волов. Теперь никто не знал, как пахать без волов, а уже наступало время готовить пашню к севу. Монастырские волы всегда стояли в хлеву у старшего Айхенбергера, он отвечал за то, чтоб они были накормлены и ухожены, он же следил и за распределением тягловой силы по семьям. От монастыря он за это что-то получал, за просто так он ничего никому не делает. Чтобы во время работ они не повредили копыта, волы каждый год получали новые подковы, это всегда делалось накануне дня памяти святой Вальпургии в конце февраля, ведь так и говорится: «Вальпургия на носу, готовь для сева полосу». И гонят животных вниз, в Эгери, подковать, и у кузнеца Штоффеля тогда полно работы, потому что волов пригоняют из всех деревень сразу. Он не сильно этому радовался, подковать вола куда труднее, чем коня, а зарабатываешь на этом не больше. Итак, скотник Айхенбергера Большой Бальц пустился в путь, прихватив с собой Придурка Верни на помощь, и когда они пришли в Эгери, там стояло на большой площади целое стадо волов, хотя был не рыночный день. Вооружённые люди, не только фогтовы, но и другие, поджидали пришедших и не подпустили их к кузнице, а забрали у них животных. Как потом стало известно, монастырские предъявили документы, по которым все животные принадлежат им, да так оно и было, только, согласно обычаю, деревня тоже могла ими пользоваться. Теперь всех волов угнали в Айнзидельн, даже представить себе не могу, как брат Зенобиус с ними там управляется, хотя: поскольку остальной скот угнали в Швиц, в хлеву было достаточно места. Конечно, монастырские сделали это не потому, что волы были им нужны, лесные работы сейчас не ведутся, а чтобы нас наказать. Полубородый считает, такую подлость мог придумать только кто-то из Габсбургов.

Для Гени что с волами, что без волов было бы одинаково трудно. Из-за своей ноги он не может делать на пашне ничего, а Поли и Алисия теперь здесь нет. Причём Алисий – небольшая потеря, он и так всегда заявлял, что полевые работы ниже его солдатского достоинства, да и напрягаться ему нельзя: он, мол, ещё не оправился после своего ранения. Так что я теперь единственный в семье, кого можно использовать на пашне, но я далеко не Самсон. Даже если бы меня было двое, я бы всё равно не мог тянуть плуг сам.

Несколько деревенских пошли к Айхенбергеру и спросили, нельзя ли взять жеребца из его конюшни для пахоты, лошади хотя и не такие сильные, как волы, но у кого нет мяса, тот гложет кости. Но люди на этом жёстко обожглись, вернее, старый Айхенбергер их жёстко обжёг. Он увидел возможность на этом стать ещё богаче, чем был, и сказал: его лошадей получит только тот, кто за это отдаст ему свою землю и впредь будет на него работать как на феодала. Конечно же, все с негодованием отвергли такое предложение, но Айхенбергер подумал, что с угрозой неурожая в этом году они всё равно будут у него в кулаке и ещё сдадутся. Чтобы наглядно показать им, насколько они у него в руках, он велел Большому Бальцу запрячь двух лошадей и послал его пахать, это было всё равно что расхаживать с куском хлеба перед голодными и поедать его у них на глазах. Я считаю, что старый Айхенбергер ничуть не лучше монастырских, человек в его возрасте уже не должен быть таким прижимистым, ведь с собой ему ничего не унести.

Шестидесятая глава, в которой кто-то появляется внезапно

Б одной из историй Чёртовой Аннели появляется гигантское колесо, которое достаёт до неба и до преисподней, и на его спицах написаны имена всех людей, живущих на земле. Иногда это колесо подталкивает Господь Бог, а иногда чёрт, и смотря по тому, как оно после этого повернётся, тот человек, который только что был наверху, вдруг оказывается в самом низу, и наоборот; король становится нищим, а нищий королём. Сегодня я поневоле вспомнил эту историю, но не знаю, кто крутнул колесо. Либо Господь Бог придумал особое наказание для грешника, либо то была злая шутка, которую позволил себе чёрт. Но на самом деле такого колеса не существует, и Аннели его просто выдумала.

Слухи, кажется мне, разносит ветер, как ту красную пыль на снегу, иначе я не могу ничем объяснить, что появляются всё новые и новые слухи и сразу же попадают во все головы сразу; едва услышишь что-то впервые от кого-нибудь, как тут же об этом говорят все вокруг. Бот уже несколько дней все в деревне верят в новую опасность: герцог, говорят, из мести за нападение на монастырь отдал приказ отравить все колодцы в долине Швиц, и его люди уже разосланы по всей округе. Но я не могу в это поверить, такое не подобает герцогу; если он захочет вести войну, он сделает это не тайно, а так, чтобы люди видели и боялись его. Если в какой-то крестьянской усадьбе мается животом вся семья, это ещё не доказательство; может, просто съели что-то не то. Но люди предпочитают верить в яд, хотя тогда должны заболеть сразу многие, ведь мы же все пьём из одного колодца.

А сегодня так случилось, что две женщины пришли за водой и увидели незнакомца, который что-то тайное делал над колодцем, по их рассказам, он глубоко наклонился вниз, а когда увидел, что они подходят со своими кувшинами, то закрыл лицо и убежал. Поли, про которого я до сих пор не знаю, где он обретается, вместе со своим звеном бросился в погоню; эта история была ему как нельзя кстати, он хотел бы стать героем и защитником нашей