Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И как же его судьба сложилась?
– Почему – сложилась? Она еще складывается только. И, насколько я судить могу, тяжело складывается, неоднозначно. Там, Игорь Сергеевич, такой букет дремучий обнаружился, в отце Иммануиле, в смысле, что и сам диву даюсь! Вначале его к кришнаитам занесло, к Васиным друзьям каким-то. Он с ними недели две, говорят, ходил. «Харе Рама» распевал да в ладоши хлопал. Причем, прямо в рясе своей ходил и с гирляндой той, из кактуса. Но потом облом вышел. Кришнаиты-то, как я понимаю, люди ко всему привычные, их уже ничем особо не удивишь, а вот народ при виде святого отца шарахаться начал. Те, видно, смекнули, что отец Фармазон им и без того сложный их имидж перегружает, и вежливо его попросили себя в соответствие с общей униформой привести. А тот – ни в какую! У него же после этого экспириенса такой гремучий коктейль в голове образовался, что даже Василий пугаться начал понемногу. То, что у него Кришна с Христом в голове мирно сосуществовать начали, не так уж и удивительно. В конце концов, оба святые люди. Но в остальном Василий и сам виноват: дал отцу Фармазону «Учение дона Хуана» почитать, тот и сгинул с концами, бедолага.
– А что за учение такое?
– Да я рассказывал уже, – Павлик искоса взглянул на своего забывчивого слушателя и покачал головой. – Книги это такие, про магов мексиканских. Антрополог американский написал – Карлос Кастанеда. Для любого джедая, себя уважающего, – Библия психоделическая. Так вот там и про растения разные подробно все изложено, и о прочих чудесах речь заходит. Отец Фармазон воспылал от этих книг совсем уж неземным огнем. Вдобавок ко всему компоту еще одна штука нарисовалась: он по молодости немного древней Японией интересовался: культурой, обычаями… Про самураев кое-что читал, а тут – прямая аналогия! Дон Хуан, про которого Кастанеда и пишет в своих книгах, частенько повторяет, что ключ ко всему – осознание смерти своей неминуемой. Почему – не спрашивайте, – Павлик отмахнулся от невысказанного вопроса. – Сейчас долго объяснять, придется все учение пересказывать. Но отец Фармазон фишку усек, а потом и про самураев вспомнил, и про увлечение свое. На итог он где-то «Хагакурэ» нарыл, – рассказчик восхищенно прицокнул языком. – Это кодекс чести самураев такой, и начинается он соответствующе: «Каждый день самурай должен помнить о своей смерти. Каждое утро он должен представлять, как он сегодня умрет». Ну и дальше в том же духе. Отец святой аналогии собственные быстренько провел между учением дона Хуана и кодексом японского воина. И ладно бы просто провел да успокоился! Но он же еще и человеком действия оказался! Такого от него, если честно, никто не ожидал! Не поверите: буквально спустя неделю он в школу фехтования на мечах японских записался, а еще через неделю на последние деньги катану себе купил. Меч то есть японский…
– Настоящую?
– Вполне, – уважительно подтвердил Павлик. – Я сам видел потом – вещь! Его уже два раза вязали…
– Кого?
– Отца Фармазона, конечно…
– Господи! А кто его вязал-то?
– Как кто? Кто у нас всех вяжет? – Павлик пожал плечами. – Милиция, кто ж еще…
– А за что?
– Так он с этой катаной с утра на детскую площадку выходил, ката свои отрабатывать. А там – с собаками народ, да и прочие мирные граждане на работу спешат. А тут – сами представьте – бородатый демон в рясе с гирляндой на шее и катаной в руках головы невидимым врагам рубит…
Игорь Сергеевич снова согнулся от хохота.
– Мать честная! Да, повод есть…
– Есть, конечно. Я бы, наверное, и сам кого-нибудь вызвал, увидев такое. Другое дело, что тут, скорее уж, санитаров звать нужно, а не милицию. Но его отпускали сразу, в общем-то. У него же справка есть…
– Так он что, не здоров психически?
– Кто, отец Фармазон? Да нет, я другую справку в виду имел. Там сертификат есть, что катана эта как тренировочное оружие проходит. А по утрам на детских площадках у нас ведь тренироваться никому не запрещено? Но отец святой и сам говорит, что со скрипом его отпускали. Видимо, внушал он товарищам милиционерам сомнения серьезные, – Павлик недовольно покачал головой и просигналил поджимавшей его фуре. – Он теперь, бедняга, по ночам тренироваться выходит. Только мне кажется, что это еще хуже идея. Если утром при виде такого персонажа легкие опасения возникнуть могут, то ночью такого увидь – инфаркт миокарда обеспечен. Ужас, летящий на крыльях ночи, и с катаной в руке…
Собеседник снова захохотал, заглушая все остальные звуки в салоне «Гелендвагена». Радоваться он умел, это факт.
– А живет-то святой отец на что теперь? – отсмеявшись поинтересовался успешный бизнесмен, вытирая мокрые уголки глаз, потому что считать он тоже умел прекрасно. – На хлеба кусок чем зарабатывает?
– Не поверите, – усмехнулся молодой человек. – После кришнаитов, кстати, он на время в лоно прихода все-таки вернуться умудрился. То ли словечко кто-то за него замолвил, то ли просто люди сердобольные оказались, но шанс второй отцу Фармазону тем не менее дали. Но и тут незадача вышла: он, пока с Василием общался, набраться от него успел всякого разного, да и собственный опыт уже не выкинешь никуда: он же по безднам-то наскитался под действием напитка священного. А потом еще и Евангелия гностические почитывать с Васиной подачи начал…
– А это еще что такое?
– Это, Игорь Сергеевич, несколько другой взгляд на христианское учение, если совсем коротко. А если по сути, так это вообще принципиально другой взгляд. Гностики – это древние товарищи такие, которые не верить, а знать предпочитали. От слова греческого – «гнозис» – учение это и назвали. А после войны Второй мировой в Израиле и Египте целые склады рукописей находить стали. От гностиков древних рукописи те остались, в том числе и про учение Христа там было. Одна беда – без купюр до наших дней дошли рукописи эти, не то что Евангелия Библейские, которые уже по сто раз кем только и как только не исправлены. А тут – без купюр учение, без наслоений позднейших. И рисуется, Игорь Сергеевич, там совсем другой смысл учения Христа, да и вообще, картина
