Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я-то? Да упаси меня Орел наш Говинда! – Павлик протестующе замотал головой. – Вы вот меня все в каком-то максимализме упрекнуть норовите, а в действительности дело-то в другом совсем! Я же просто суть вещей и явлений передать точно хочу, без вуалей разных и красивостей…
– Да почему ж строго-то так?
– А как еще это назвать? – Павлик удивленно пожал плечами, не отрывая взгляда от дороги. – Это ведь опять принцип аналогии рулит: «Как вверху – так и внизу, как внутри – так и снаружи». Тут, Игорь Сергеевич, все, как у нормальных людей. Сами судите… Вот когда у девушки самый первый раз с молодым человеком случается, это ведь тоже по-разному назвать можно. Если свечи горят, в цветах все утопает, простыни белоснежные там или шелковые, так это вполне себе на инициацию тянет. Посвящение в таинство женщины то есть. А если из всех украшений – только бутылка «Три семерки» на тумбочке да прыщавый лик инициатора, то это, извините, даже при самой буйной фантазии и романтическом складе ума таким высоким словом назвать язык не повернется. Так же и у наших орлов получилось. Когда у тебя с трудом варган отобрали, на продавленный диван положили и принудительно в дебри бессознательного начали тебя определять, что это такое, как не дефлорация психоделическая? Что было, так и назвал, со всей космической прямотой, как говорят в народе…
Игорь Сергеевич снова расхохотался. Он стонал, держался за бока, но смеяться не переставал. Чуть успокоившись, лишь бессильно покачал головой:
– Точно, не своим делом занимаетесь, молодой человек! Вам книги писать нужно, на радость людям и мирозданию!
– Угу, – мрачно согласился собеседник и саркастически хмыкнул. – Дефлорация отца Иммануила в трех частях, с прологом и эпилогом, – он и сам рассмеялся. – Кто знает, может, когда-нибудь и соберусь…
– Так что сделал-то Василий ваш?
– Аяваской отца Иммануила напоил!
– Аяваской? Вы в ресторане вроде про нее рассказывали? Или я путаю что-то?
– Не, не путаете, – Павлик одобрительно кивнул. – Отличная память у вас, Игорь Сергеевич! Именно «лозой мертвых» и потчевал Василий отца Иммануила…
– «Лоза мертвых»? Странное какое-то название…
– Ничего странного, Игорь Сергеевич, наоборот. Особенность характерная ее в том, что, выпив аяваску, люди очень часто опыт умирания испытывают. Поэтому так и назвали…
– Что, по-настоящему умирают?!
– Да нет, конечно, – досадливо мотнул головой Павлик. – Но у вас тут опять – подмена понятий и игра слов. Когда вы опыт какой-то испытываете, пусть во сне, а уж тем более под растением силы, то без разницы, в реальности вы умираете или нет. Можете мне на слово поверить, – он хмыкнул. – Хотя вы и по моему рассказу про сны сами все понять должны были, да и ваш сон – тоже пример годный. Вы опять пытаетесь «взаправду» от «невзаправды» как-то отделить, а делать этого нельзя. Когда сознание ваше опыт какой-то получает, нет для него никакой разницы – взаправду это все происходит или так, игры разума…
– А где же ваш Василий эту аяваску достать умудрился? У нас тут, чай, не Южная Америка?
– А вот это моя вина самая главная и есть, – Павлик тяжело вздохнул и не менее горестно кивнул. – Это я всегда аяваску попробовать мечтал. Ночей не спал, все видел, как волшебными ключами дверь в вечность открываю! Был у меня такой период, когда казалось, что все дело в них – в ключах. В смысле, что только подходящий подберешь, так долгожданная свобода нас в свои гостеприимные объятья тут же и примет! С грибами-то я наэкспериментировался предостаточно, вот чего-то большего и хотелось! Слухов-то про аяваску между искателями духа много ходило, поэтому в иллюзии и прибывал. А тут брат Анатоль очередную группу в Перу повез и мне гостинец-то и притащил, просьбам моим настоятельным внемля! Но пока вся эта петрушка крутилась, у меня парадигма очередной раз поменялась, – он усмехнулся и посигналил перебегавшей дорогу собаке. – Я уже тогда потихоньку соображать начал, что не в ключах волшебных дело, а в другом совсем. И когда дошел до меня гостинец, я уже перегорел… Понял, что для вечности совсем другие ключи требуются. А у Василия, как он про гостинец узнал, чуть крыша не поехала. Тому только дай что-то новое. Вот он у меня ее и выклянчил. И надо же, добрая душа, такой редкий стафф на совершенно незнакомого святого отца перевел! Бодхисатва, одним словом!
– Так он что, этот гостинец ваш святому отцу дал?
– Угу. Именно так и вышло, как вы говорите. Я когда узнал, чуть не убил его. Ты что же, говорю, сукин сын, творишь с людьми неподготовленными?! А ему – как с гуся вода! Я, говорит, во-первых, обещал отцу Иммануилу, что мир у него враз красками цветными наполнится, а во-вторых, мол, видел он, что готов ученик. Отца Фармазона то есть в ученики он записал! – Павлик восхищенно прицокнул языком. – Красавец, что скажешь!
– И как? Расцвел мир у батюшки? Сбылись надежды отца Иммануила? – Игорь Сергеевич с трудом сдерживал смех, и глаза его снова определенно повлажнели.
– С избытком, – с неистребимой мрачностью заверил его рассказчик. – Причем такими, что любой экспрессионист локти бы грыз от зависти. Аяваска, я вам доложу, – это не абсент какой-нибудь вшивый. Да и Вася, как потом выяснилось, ни разу не жлоб оказался: всю бутыль напитка священного отцу Фармазону скормил. А там, между прочим, на трех здоровых джедаев доза была!
– И как отец Иммануил?
– Тяжело. Тут, Игорь Сергеевич, штука еще в том, что у аяваски один эффект сильный имеется. Тушку физическую она очень основательно чистит. Если грязный внутри человек, не готовый, так и коньки запросто двинуть можно. У индейцев к ритуалу этому неделями подготовка длится. Постятся они, на воде одной сидят. И физическое тело чистят, и в ментальном плане готовятся. А тут – после ноль-пяти коньяка, варгана и склоки с гопниками товарищ в бездны Юнга при помощи «лозы мертвых» погрузился! Если бы кто посторонний рассказал такую историю, так я бы сто процентов вердикт вынес: гонит.
– Так как же прошло-то все? – продолжал допытываться Игорь Сергеевич.
– Да говорю же: тяжело! Меня-то там не было, могу только с Васиных слов судить. Они как вошли в квартиру, он у отца святого варган отобрал, ну не без труда, разумеется, на диван уложил и начал ему стаканами напиток сакральный подносить. А