Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Свободу порабощенным! — воскликнула она.
— Свободу порабощенным, — поддержала толпа. Молодых людей становилось всё больше. Прохожие начали останавливаться и прислушиваться к происходящему.
Кузя понял, что медлить нельзя. Хозяин говорил, что эти люди — поклонники дивов. И хотят их освободить.
Вскочив на ноги и затянувшись едким, но вполне безобидным дымом, он закричал:
— Свободу порабощенным! Снять ошейники! Долой рабство!
— Долой рабство! — поддержала толпа.
А Белка схватила его под локоть:
— Так ты наш! Что же сразу не сказал?
— А ты спрашивала? — усмехнулся он. Было не очень понятно, что она имеет в виду. Но слово «наш» точно означало доверие. А это было именно то, что нужно.
— Фараоны! — закричал вдруг кто-то. — Тикаем!
— Бежим, — Урал схватил Белку за локоть, но она стряхнула его руку.
— Вот только от всякой швали я не бегала.
Кузя не знал, что такое «фараоны». Но, видимо, в этой компании так называли каких-то плохих людей. Поэтому он решительно сел обратно и заложил ногу на ногу.
— Ха, фараоны, — презрительно проговорил он.
Толпа тем временем рассеялась. Но народу осталось немало.
И он увидел, как к ним приближаются полицейские.
Белка мельком глянула на него. И стало понятно, что потерять лицо нельзя ни в коем случае.
Он сжал кулаки.
— Жандармы, — заорал он, — царские лизоблюды! Сатрапы! Палачи! — он плюнул в лицо первому же полицейскому, приблизившемуся к нему, и снова закричал:
— Да здравствует диктатура масс!
— Диктатура масс! — заорала толпа.
Им, подогретым алкоголем и «веществами», было безразлично, что орать.
Один из полицейских схватил его за руку и стащил с парапета. Миг — и на его голову обрушилась дубинка.
Главное сейчас — не сопротивляться. Он должен выглядеть слабым человеческим ребенком.
Слабым, но не сломленным.
— Мрази, — выдохнула у него над ухом Белка и добавила не очень уверенно: — Сатрапы!
— Бей урядников и становых приставов! — крикнул он.
И снова получил дубинкой. На этот раз прямо в лицо. Почувствовав, что из носа закапала кровь, он понял — достаточно. Сопротивляться дальше будет слишком подозрительно.
Ему и остальным, кто не успел сбежать, надели наручники и затолкали в машины, по шесть человек в каждую. Он оказался в одной машине с Белкой и Уралом. Это было замечательно, видимо, их везли в один и тот же участок.
Главное, чтобы не в участок Виктора Геннадьевича. Тот, увидев племянника своего друга, мог испортить всю игру.
К счастью, в месте, куда их отвезли, Виктора Геннадьевича не оказалось.
Их выстроили в очередь к столу, за которым сидел усатый человек с усталым лицом. Каждого, кто подходил к столу, он спрашивал:
— Имя? Год рождения?
Все отвечали. Когда очередь дошла до Белки, она сказала:
— Белицкая Алина. Тысяча девятьсот шестьдесят пятый.
Он шел следующим. На сколько же лет он выглядит? Старше нее? Младше? Лучше назвать более младший возраст: люди относятся к детям лучше, чем ко взрослым.
— Николай Дивногорский, — назвал он первое, что пришло ему в голову. — Тысяча восемьсот…. Э… Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год.
Их загнали в клетку, довольно тесную, сидеть в ней пришлось прямо на полу.
И тут Кузя почувствовал, что ему становится плохо. Квас. Несмотря на то что он выбросил почти половину бутылки, в животе бурчало и крутило так, что он лег прямо на пол.
И тут же услышал тихое:
— Не бзди. Если нас не выпустят, Цепеш ночью нас вытащит.
Фраза предназначалась не ему. Он скосил глаза и увидел, как Белка что-то шепчет Уралу. Обычный человек не расслышал бы ничего.
Цепеш. Надо запомнить это слово. У всех тут необычные имена, вероятно, это прозвища. И человек по имени Цепеш должен как-то вытащить их ночью.
Почему-то самым логичным Кузе показалось взорвать участок. Чтобы под шумок все могли скрыться.
Живот снова скрутило, он прижал колени к подбородку. Но не выдержал, и содержимое его желудка выплеснулось на пол.
— Капец… — прозвучало за его спиной, — перебрал щегол.
— Его зовут Кот! — вступилась Белка. — Заткни хавальник, он свой.
Тотчас же открылась дверь, и полицейский выволок его наружу. Подхватив под локоть, потащил куда-то по коридору.
В конце коридора полицейский втолкнул Кузю в помещение, где пахло водой, мочой и экскрементами.
«Уборная», — понял он. И бросился к раковине, где, открыв кран, принялся судорожно глотать воду. Его снова вырвало и стало легче.
— Ну что же ты, мальчик… такой молодой. Как же тебя занесло к анархистам?
В голосе полицейского слышалось искреннее сочувствие.
Кузя посмотрел на него долгим взглядом и принял решение. Нельзя дать себя обыскать. Сыщики найдут амулет и увидят ошейник.
Он протер лицо водой и снова посмотрел на полицейского:
— Позвоните участковому приставу Смирнову, пожалуйста, — тихо проговорил он, — скажите, что у Кузьмы… Аверина очень важная информация.
Полицейский немедленно подбежал к нему, обхватив за плечи.
— Боже мой, курсант… Кузьма, тебе принести угля?
— Нет, спасибо, — он вытер рукой лицо, — мне уже лучше, ну и отраву они там хлебают. Никому не говорите. Они мне доверяют. Просто позвоните господину Смирнову, хорошо?
— Конечно. Тебя отвести в кабинет господина Шилкина?
— Нет. Назад в клетку. Анархисты не должны ничего заподозрить.
— Господи Иисусе, парень… Сколько тебе лет на самом деле-то?
— Шестнадцать.
Он не знал, что такое «курсант», но по выражению лица полицейского понял, что должен быть старше.
— Первый курс… и уже такое важное задание. Погоди. А ты не родственник, случайно, знаменитого графа Аверина?
— Племянник, — ответил он, — мне надо в клетку. Иначе… вот что. Избейте меня.
— Что?
— Избейте. Я изгадил ваш пол. Наверняка вас оскорблял. Вы не можете этого так оставить. Я должен выглядеть угнетенным.
— Но я… о, Кузьма, давай я тебя водой оболью. Чтобы подумали, что я тебя держал под струей воды в душевой?
— Отличная идея.
Он прошел в душевую и послушно встал под воду. Если бы ему предложили выбирать — он бы предпочел любую другую пытку этой. Но его новые «друзья» должны были поверить, что над ним тут издевались. И вода хорошо подходила для этого.
Добрый полицейский даже слегка перестарался. Вернув «курсанта» в камеру, он швырнул его на пол, пожалуй, слишком сильно, но это сыграло на руку. Доехав на