Мы еще говорим какое-то время, после чего он заявляет, что хочет заняться со мною любовью. Лишь в этот момент мне становится понятно, что он за человек. Он ничем не отличается от тех мужчин, которые платили за секс со мной на Брюэр-стрит. Мы входим с ним в спальню, и я отлично понимаю, что происходит.

Быстро обвожу взглядом комнату: огромная двуспальная кровать, две дубовые прикроватные тумбочки, туалетный столик с огромным зеркалом в позолоченной раме, высокий платяной шкаф из красного дерева и такой же комод. Интересно, откуда мне ждать угрозы?

Серра просит меня раздеться перед ним. Ну конечно. Хочет удостовериться, что я безоружна. Поскольку никогда нельзя исключать вероятность того, что я ошибаюсь, я вынуждена выполнить его просьбу. Я медленно раздеваюсь для него. Это долгая и болезненная процедура. Когда я наконец предстану перед ним голой, он поверит, что у меня нет с собой оружия?

В постели он хочет всего. Я ни в чем ему не отказываю, утешая себя тем, что даже если что-то произойдет, это будет мой последний секс с Марком Серра. Я дала себе клятву, что он станет последним, с кем я буду иметь секс в обмен на что-то. Он засовывает в меня свои пальцы, он сосет меня, я сосу его, в конце концов он входит в меня – как обычно, по-скотски грубо. Я плоско лежу на спине. Он навалился на меня всей своей тушей, вжимая меня в матрас. Его пальцы больно впиваются в мышцы моих бедер. Он делает это нарочно, чтобы остались синяки. Затем я сажусь на него верхом. Он крепко держит меня за талию, и всякий раз, когда его член движется вверх, он тянет меня вниз. Затем ставит меня в коленно-локтевую – его любимую позу – и вжимает мое лицо в подушки. Я начинаю нервничать, потому что так он мне не виден. Поэтому я слегка поворачиваю голову, сдвигая ее с подушек. Так я могу краем глаза следить за ним в зеркало на туалетном столике. Я сопротивляюсь попыткам вдавить мою голову в смятые простыни. В конце концов он сдается, потому что для него важнее получаемый кайф. Еще сильнее сжимает мои бедра, входит в меня все быстрее и глубже и, наконец, передернувшись всем телом, с громким стоном кончает. Похоже, что он выдохся.

Мы молча лежим рядом. Я вспоминаю Фолстон, дом, в котором выросла. Вижу его как наяву: заросшие травой поля, по которым гуляет ветер, кусты боярышника на холме – их ветви тянутся на восток, спасибо постоянным западным ветрам. Вижу Энн Митчелл в ее квартирке в Чок-Фарм. Вижу, как она плачет в одиночестве, потому что муж изменяет ей, а она крутится в беличьем колесе своей беспросветной жизни. Как-то раз Энн призналась мне, что хотела бы стать стюардессой, чтобы повидать мир. Она же видит лишь башню «Телекома» на фоне серого лондонского неба.

Я вспоминаю свой первый поцелуй, мой первый робкий опыт, от которого меня чуть не стошнило. Я вижу черно-белое фото моих родителей. Они стоят на вершине Маттерхорна. Помнится, оно стояло на каменной каминной полке над плитой в кухне. Затем я снова думаю об Энн, о ее неудавшейся жизни. При этом пытаюсь не проводить параллелей со своей собственной. Еще неизвестно, чья хуже.

– Я проголодался, – говорит Серра. – Принести тебе сэндвич?

Я издаю невнятный звук, нечто среднее между «да» и «нет». Серра поднимается с кровати и, надев белый махровый халат, которые в отелях выдают гостям, выходит из комнаты. Я даже не шелохнулась. Он возвращается с подносом. Внутренне я вся напряжена, но надеюсь, что это незаметно. Он ставит рядом со мной поднос. Возможно, это тот самый момент. Но нет. Подойдя к туалетному столику, он берет из лежащей на нем пачки сигарету, щелкнув зажигалкой, закуривает и с блаженным видом глубоко втягивает в себя дым.

После чего возвращается ко мне. Я уже начинаю думать, что ошиблась.

– Нам нужно подумать о будущем, – говорит он. – О том, что мы будем делать после твоей встречи с Халилом.

Нож появляется в руке Серра из ниоткуда. Следует воздать ему должное: он оказался хитрее, чем я думала. Пружинное лезвие, словно живое, выскользнуло из рукава халата прямо ему в руку, как продолжение его движения в мою сторону. Выбросив сигарету, Серра приготовился к прыжку. Скорость моей реакции запечатлелась на его лице, этакий моментальный снимок удивления. Я быстра, но недостаточно. Лезвие задевает мой бицепс – оно такое острое, что я едва ощущаю его прикосновение.

Я продолжаю кататься и извиваться под весом его тела, оставляя красные полоски на белых хлопковых простынях. Серра встает с кровати, но я уже на ногах. Я приготовилась упредить его удар. Но он это знает, и острие его ножа уже смотрит прямо на меня. Он на миг замирает на месте, и мы смотрим в глаза друг другу.

Я вижу в его глазах страх. Он знает, кто перед ним. Моя репутация пугает его. Пусть в его руке нож, он прекрасно понимает, что я превосхожу его по части скорости реакции. Он знает – мы оба знаем: если на этот раз он промахнется, то потеряет то преимущество, которое у него было.

Серра пытается перехитрить меня. Сначала отклоняется влево, затем вправо. Этот маневр я знаю как свои пять пальцев. Когда он отклоняется влево, я, чтобы избежать удара, по идее, тоже должна отклониться влево. Я же этого не делаю. Вместо этого отклоняюсь вправо и замираю на месте. Занеся для удара руку, он делает шаг мне навстречу. И тогда я еще больше отклоняюсь вправо, уворачиваясь из-под его руки. Все это занимает секунду. Потеряв равновесие, он шатается, что, собственно, мне и надо. Я спешу воспользоваться его слабостью. Он пытается устоять на месте и одновременно повернуться влево. Это его ошибка. Сначала ему нужно отойти от меня. Моя правая нога описывает в воздухе идеальную широкую дугу. Ее траектория заканчивается на его челюсти. От удара по всему его телу пробегает дрожь. Серра на миг теряет ориентацию, однако устоял на ногах и по-прежнему сжимает в руке нож. И все же он оглушен, и этот краткий миг – мое единственное спасение. Резко развернувшись, я со всего размаха бью его в горло крепко сжатым кулаком.

* * *

Петра ополоснула порез холодной водой. Но едва она вытерла его начисто, как на бицепсе вновь появилась тонкая красная линия. Рядом с раковиной лежали полоски ткани, на которые Петра порвала простыню. Одной из них она перевязала рану и хорошенько закрепила.

В спальне Серра уже пришел в себя и теперь отчаянно пытается вырваться из пут. Петра усадила его в кресло и кожаным ремнем связала ему за спиной руки. Она была уверена: без посторонней помощи он вряд ли сможет ослабить узел. Но даже если сможет, обе его ноги накрепко привязаны полосками простыни к ножкам кресла. Не слишком прочные цепи, но на данный момент их достаточно. По крайней мере, они помогут ей купить время, а это все, что ей нужно. Оба прекрасно понимали: его борьба скорее символична, нежели серьезна.

Она надела белье и простую белую футболку, которая была у нее под толстовкой. Из короткого рукава торчала повязка на бицепсе. По ткани уже начало расплываться красное пятно.

– Зря ты не убил меня при первой возможности, – сказала она Серра.

– Знаю, – прохрипел тот. Слышать этот хрип было не менее болезненно, чем ему самому выжать его из себя.