— Раздевайся.

Твин тяжело вздохнула. Каждый раз одно и то же. Оставляли в одних портках, грубо лапали, проверяя, не припрятано ли что из запрещённого. Потрошили койки, совали носы в каждый угол, ощупывали стены на тайники, разве что в задницу не заглядывали.

— Новенький? — Восемьдесят Третья кивнула на одного из гвардейцев, натягивая рубаху.

— Временная замена. Генри подхватил какую-то заразу, — пояснил главный из проверяющих.

— По борделям меньше шляться нужно, — хохотнул другой.

Главный усмехнулся и отметил что-то в журнале:

— Назовись.

— Двадцать Первый.

Обычно проверка занимает не меньше часа. Вместо заслуженного отдыха стой здесь и жди своей порции унижений. А тут ещё вторую неделю приходится таскаться за принцессами, которые не сидят на месте ни минуты. Прогулки по парку чередуются бесконечной беготнёй по замку, только и успевай за ними. И всё же куда лучше, чем сходить с ума, подпирая стены. Приятным бонусом был Сто Двадцать Восьмой по прозвищу Нудный, порой тот ещё мозгоклюй, но вдвоём как-никак веселее.

— Назовись.

— Девятнадцатый.

Она краем глаза взглянула на Слая. Тот неподвижно застыл у своего места, напряжённо размышляя о чём-то своём. Никак о той сучке из сервусов, что заладила захаживать к нему чуть ли не каждый день.

Не верилось, что вот так, без раздумий, отрёкся от неё. Выходит, всё это было притворством? Игрой, правила которой были известны ему одному?

«Что ж, счастья тебе, дружище», — Твин горько хмыкнула и отвернулась.

Как легко он променял её на другую. Как же сильно ошибалась насчёт него. Придумала себе какую-то связь между ними и верила в неё, что последняя дурочка.

«Я уже начинаю думать, что ты не такая уж и безнадёжная», — на удивление в голосе Альтеры почти не было сарказма.

«Ты про что?»

«Про твоего ненаглядного Семидесятого. Наконец-то до тебя дошло, кого на самом деле он из себя представляет».

«Сколько же в тебе ненависти, месмерит тебя подери!»

«Пора бы признать, что я никогда не ошибаюсь», — Альтера торжествовала. — «Прислушайся ты ко мне раньше, не было бы этих жалких соплей».

«Если слушать тебя, так все вокруг сплошные кретины и ублюдки», — мысленно отмахнулась Твин. — «Нет уж, лучше я как-то без твоих советов разберусь».

— Назовись.

— Пятьдесят Девятая.

— Раздевайся.

Она нехотя стянула рубаху и скинула сапоги и, потрусив ими у носа главного, повернулась лицом к койке, опёрлась руками в перекладину.

Гвардеец провёл руками по бёдрам, с ехидным смешком ущипнул за ягодицу. Твин сжала зубы, сдерживаясь, чтобы не двинуть ублюдку между глаз. Потасовок лучше избегать, драка со свободным — серьёзная провинность, в лучшем случае высекут до полусмерти.

— Два шага в сторону, — приказал главный.

Она посторонилась, наблюдая, как другой новичок принялся потрошить её спальное место. Закончив, он бросил на неё хитрый взгляд и почесал кривой нос:

— Чисто.

С трудом дождавшись, пока свалят проверяющие, поспешно заправила кровать и с облегчением растянулась на койке. От усталости веки стали тяжёлыми и она закрыла глаза уже готовая погрузиться в сон.

— Потом будешь дрыхнуть, дело есть.

Твин вздрогнула и сердито покосилась на Восемьдесят Третью. Даже сейчас не дают спокойно отдохнуть.

— Срочное, — добавила та, заметив негодование.

Недовольно ворча, Твин поднялась, накинула куртку и последовала за старшей по казарме. Что на этот раз стряслось, чёрт подери? Вроде ничего такого не вытворила. Может, опять поручение от принцепса, иначе к чему такая секретность?

Свернув за угол, Восемьдесят Третья расстегнула куртку и выудила небольшой свёрток, завёрнутый в чёрную тряпицу.

— Хорошо, что спрятать успела. Вот, принцепс передал.

Твин нахмурилась, с подозрением уставившись на предмет:

— Ничего мне от него не нужно.

— Может всё-таки взглянешь?

Поколебавшись, она приняла свёрток. На ощупь что-то металлическое, увесистое, но судя по форме явно не кинжал. Чем бы это ни было, никаких подарков от него не примет. И не потому, что принцепс плохой человек и даже не потому, что Слай несправедливо обвинил в продажности, просто не хотелось быть кому-то должной, а тем более знатному. За всё когда-нибудь приходится платить.

Твин откинула тряпицу и непонимающе уставилась на маску. Такие носят ищейки, скрывая за ними лица. От времени металл покрылся ржавчиной, но именно эту вещь уже видела сотни раз в своих кошмарах.

Не веря собственным глазам, она провела пальцем по полустёртой синей полосе. Неужели это то, о чём думает? Как такое возможно? Откуда она у него?

Как наяву Твин увидела женщину с глазами, полными любви и отчаяния, за ней, сжимая в руке нож, существо в маске с синей поперечной полосой. Лезвие тускло блеснуло, из горла женщины хлынула тёмная, почти чёрная, кровь.

В груди сдавило — не продохнуть. Боль, что пряталась в самом потаённом уголке души, вырвалась наружу. Тело покрылось мелкой дрожью, обжигающий комок ярости стремительно разрастался, охватывая разум и отбрасывая в темноту, туда, где обычно прячется Альтера.

«Нет!» — мысленно закричала она, надеясь остановить. — «Не смей!»

«Я же говорила, он опасен!» — прорычала та.

Мягкий толчок в спину и Твин будто провалилась в глубокую пропасть. Перед глазами с бешеной скоростью замелькали бурые стены, спустя мгновение ноги врезались в горячий песок.

Она огляделась: до боли знакомая арена Терсентума. Та же ограда, те же здания в другом конце. Вокруг ни души, только шёпот ветра и палящее солнце над головой. Так вот где прячется Альтера в те редкие часы, когда оставляет её наедине с собой.

— Поговори со мной! — донеслось издалека. — Я могу помочь!

Голос несомненно принадлежал Восемьдесят Третьей, но услышит ли она её в ответ?

— Где ты? — прокричала Твин, сама не зная, на что надеясь.

Воздух вокруг заколебался, плавясь от невидимого жара. Удар в грудь отбросил назад, арена мгновенно исчезла, сменившись комнатой из кошмаров.

— Нет! Нет! Прошу! — Твин закрыла ладонями глаза, зная, что произойдёт дальше.

— Посмотри на меня! — чьи-то руки схватили за запястья и с силой рванули от лица.

Перед ней стояла женщина из снов. Мама… Какая же она красива! Эти большие, чёрные, полные теплоты глаза, чувственные губы, копна густых волос.

— Не беги от своих страхов, Пятьдесят Девятая, — произнесла она голосом Восемьдесят Третьей.