Рядом со штрафниками располагался аэродром, на котором «сидел» гвардейский истребительный авиаполк. Его командир майор Степан Сватов вот-вот должен был получить вторую звезду Героя. Соседство с результативной командой «лишенцев» было ему на руку. Сватов и так воевал по принципу Стаханова, то есть садился в самолет только для того, чтобы ставить рекорды — сбивать. Став Героем и командиром полка, решил: «Все. Я свой пуд соли съел. Пусть теперь черной фронтовой работой занимаются другие. Не панское это дело — с немцем врукопашную рубиться».

Когда Сватов изредка вылетал на охоту, весь полк работал на него одного. На своей «аэрокобре»[175]комполка забирался на 6000 метров, хотя бои в основном велись на полутора-трех тысячах. Зато на высоте у майора был хороший обзор. Выбрав цель, он объявлял по радиосвязи двум десяткам телохранителей: «Я атакую, все меня прикрывайте!»

«Аэрокобра» — устойчивая, как утюг, скорость огромная, вооружение мощнейшее, кабина с прекрасным обзором. Сватов несется на цель, а двадцать или даже более истребителей его личного конвоя следят за тем, чтобы никто не мешал «царской охоте».

На огромной скорости гвардии майор подлетал к жертве, с одного залпа сбивал ее и вж-жик! — обратно на высоту. Такое действо за вылет могло повторяться не один раз.

При этом майор ни на кого из подчиненных не смотрел, их судьба его волновала мало. Летчики полка, за исключением нескольких приближенных друзей и собутыльников, должны были его охранять. А то, что кого-то из молодых могли сбить, не велика беда. Война без смертей — не война…

«Стаханову ведь тоже выполнить «в одиночку» за одну смену сразу четырнадцать норм помогала бригада рабочих-крепильщиков. Если судить по-справедливости. то стахановскую норму следовало бы разделить на всех. Но тогда бы не было громкого рекорда!» — примерно так рассуждал Сватов, записывая себе даже групповые победы как личные. Уж больно ему хотелось поскорее получить вторую звезду Героя и стать командиром дивизии.

Борис знал, что, благодаря высоким покровителям в штабе Воздушной армии, Сватов часть одержанных штрафниками побед переписывает на себя лично и свой полк. Командиры многих других истребительных авиаполков фронта с возмущением отказывались набавлять себе «липовые очки», а Сватов из кожи лез вон, лишь бы канцелярские учетчики приписали ему новый десяток сбитых немецких самолетов. Борису этот человек был заочно неприятен.

Лицом к лицу Нефедов столкнулся с соседом на общеармейской конференции летного состава истребительных авиачастей. Когда в боях наступило временное затишье, в Москву были откомандированы лучшие фронтовые летчики — для обмена опытом. Приехали такие прославленные в боях герои воздуха, как Александр Покрышкин, Григорий Речкалов, Иван Кожедуб, Дмитрий Глинка и многие другие. Хотя формально капитан Нефедов не входил в число первых асов Военно-воздушных сил, его все равно пригласили.

Целый день признанные мастера воздушного боя выступали перед коллегами с докладами, а по вечерам летчики продолжали общаться в неформальной обстановке дружеской компании. Обычно собирались в чьем-нибудь гостиничном номере. На столе появлялись спирт, американская тушенка, хлеб. И начинались долгие разговоры по душам. На второй день Борис оказался за столом рядом с миловидной девушкой — тоже капитаном из 586-го женского истребительного авиаполка. Несмотря на свой хрупкий застенчивый вид, она имела на счету несколько сбитых самолетов противника.

С другой стороны от девушки расположился Сватов — вальяжный, самоуверенный. Его сильно раздражало, что симпатичная соседка, вместо того чтобы уделять внимание ему — Герою, командиру гвардейского полка, все время общается с Нефедовым. От этого своего раздражения гвардеец много пил и с растущим раздражением поглядывал на оживленно что-то обсуждающих соседей по столу.

— Что вы слушаете этого Анархиста, Леночка, — гораздо громче, чем следовало, шепнул соседке захмелевший Сватов. — Если хотите знать, мне, вместо того чтобы сбивать «мессеры» и «юнкерсы», приходится работать заградотрядом, чтобы его горячие штрафники не драпанули от фрицев.

Девушка перевела удивленный взгляд на Нефедова. Сватов тоже взглянул на капитана и понял по его лицу, что сболтнул лишнего.

— Он шутит? — удивленно спросила девушка у Бориса.

— Отчего же, нет, — ответил тот. — Этот пастух скоро вторую звезду Героя получит, приглядывая, чтобы мы исправно немцев сшибали… за него…

Лицо майора стало белее мела. Он слышал о крутом бескомпромиссном нраве главного хулигана ВВС. Наступила долгая пауза.

— Я… я… да, но я… не это хотел сказать, — наконец выдавил из себя Сватов. — В самом деле, это была просто шутка…

Но Нефедов не собирался оставлять слова гвардейца без последствий. Он считал своим долгом командира защитить честь подчиненных. Застолье продолжалось, но теперь Борис ждал только одного: когда «любитель пошутить» останется один, чтобы предложить ему выяснить отношения.

Но и Сватов понимал, в какую переделку влип, и словно приклеился задницей к стулу. Даже захотев в туалет, он сделал так, что вместе с ним за компанию в уборную отправились еше четверо соседей по столу.

И все-таки наступил момент, когда наговорившиеся летчики начали расходиться спать. Борис не упускал майора из виду. Нефедов видел, как Сватов вслед за соседом по номеру проскользнул в свои апартаменты. Перед тем как закрыть за собой дверь, майор опасливо оглянулся на Нефедова.

Выкурив папиросу, Борис подошел к нужной двери и постучал. Ему открыл сосед Сватова.

— Извините, товарищ полковник, мне срочно нужен майор. Позовите его, пожалуйста.

— А его нет, — с озадаченным видом ответил полковник, будто сам чему-то удивляясь. — Понимаете, какая штука, он только что отбыл обратно в свой полк.

— Как отбыл? Я же только что видел, как он вместе с вами входил сюда.

— Так в том-то и дело! — прыснул от смеха полковник. — Веришь, браток, впервые вижу, чтобы здание покидали таким странным образом — через окно и по пожарной лестнице. Наверное, серьезную контузию мужик пережил, если даже гостиницу покидает «катапультированием»…

* * *

Свою намечающуюся сороковую победу Сватов решил обставить, как событие общеармейского масштаба. Бои шли уже над Польшей. Майор получил информацию, что на наблюдательном пункте передового танкового батальона должен появиться маршал Рокоссовский, и решил воспользоваться таким случаем, чтобы блеснуть мастерством на глазах знаменитого военачальника.

Сватов позаботился о том, чтобы на аэродроме его встречали, как Стаханова из забоя после рекордной смены — со столичной прессой, лавровым венком, оркестром.

Ситуация для «показного воздушного боя» складывалась благоприятная: видимость в районе боя великолепная, вот-вот должна была появиться большая группа немецких пикирующих бомбардировщиков.