Но что в конечном счете позволило ему взять компанию под контроль, так это череда событий на европейском рынке.

На рубеже веков Маркус сформировал маркетинговый консорциум с «Дойче банк» на Западе – примерно такой же, как Азиатская нефтяная компания на Востоке – названный PPAG.

На этот раз договор составлялся гораздо внимательнее предыдущих. Маркус был уверен, что за ним практические неиссякаемые запасы нефти, и настоял на внесении условия, по которому обе стороны обязались увеличивать свой вклад каждый раз, если это сделает другая сторона, но теперь именно «Дойче банк» сослался на это условие. Он приобрел крупную и чрезвычайно прибыльную румынскую нефтяную компанию и решил увеличить размер своего нефтяного пула и число вспомогательных сооружений. Маркус, будучи не в состоянии выплатить свою долю, попросил освободить его от контракта. «Дойче банк» согласился выкупить у него акции по номиналу при условии, что «Шелл» продаст ему шесть танкеров из своего флота по «балансовой стоимости».

Это было суровое требование, ведь для Маркуса его танкеры были чуть ли не родными детьми, и над каждым гордо реял британский флаг. Пытаясь спасти их, он провел переговоры с Детердингом о слиянии с «Роял датч». Несколькими годами раньше «Шелл» могла бы купить Детердинга с потрохами, а теперь Маркусу оставалось надеяться на то, что тот согласится хотя бы на 50 на 50. Оказалось, что он даже слишком оптимистичен, так как Детердинг в ответ предложил схему, по которой «Роял датч» получит 60 процентов акций, а «Шелл» – 40 процентов. Маркус попросил времени подумать, но думал так долго, что в конце концов ему пришлось отдать шесть кораблей «Дойче банку» по крайней цене.

Тогда Детердинг немного смягчил условия. Маркус будет председателем новой холдинговой компании и сохранит особое право голоса 5 к 1, которым пользовался благодаря владению акциями. И чтобы гарантировать защиту интересов «Шелл», «Роял датч» возьмет 25 процентов обычных акций по 7 шиллингов сверх действующей цены.

И снова Маркус попросил время на размышление. «Сейчас я чувствую себя щедрым, – сказал ему Детердинг. – Я сделал вам предложение, но, если вы покинете зал, не приняв его, предложение будет отозвано». И Маркус согласился.

Это был крах, ведь, несмотря на все великодушие условий, окончательный контроль над «Шелл» переходил к «Роял датч», в иностранные руки. Однако этот крах оказался довольно удачным и для «Шелл», и для Маркуса, потому что «М. Сэмюэл и Кº» с ее кликой братьев, зятьев и племянников в руководстве и небольшим числом рядовых сотрудников, как и указывал Лейн, была уже не в состоянии управлять организацией такого размера и размаха, как «Шелл». У Маркуса был едва ли не гениальный деловой нюх, но теперь от него потребовался и административный гений, педантичное внимание к деталям, которое мог обеспечить Детердинг, но не Маркус. «Роял датч Шелл», как стало называться объединение, оказалось прямо-таки неуязвимой комбинацией. Прибыли неумолимо ползли вверх, и Маркус, уже сколотивший себе немалый капитал к моменту слияния, разбогател до такой степени, что потерял счет своим миллионам. Он перебрался из своего георгианского городского дома на Портленд-Плейс в великолепный особняк в Мэйфере, в дом номер 3 по Гамильтон-Плейс, по соседству с Леопольдом де Ротшильдом. Он купил океанскую яхту – 650-тонную «Леди Торфиду». Он любил рыбачить и мог позволить себе посидеть с удочкой у собственного озера с рыбой на собственной земле. Он любил смотреть крикет и имел собственное поле, которое теперь принадлежит графству Кент, и личный павильон. Он очень хотел обеспечить будущность своих детей и внуков, поэтому купил двадцать «золотых» акров в Мэйфере в районе Беркли-сквер и учредил семейный трест. Деньги, как часто повторяет его биограф, для него значили немного, зато очень много значили вещи, которые можно было на них купить, а некоторые вещи, которые он любил больше материальных, например общественное признание, обходились по-настоящему дорого. Только богатый человек мог тогда, да, впрочем, и сейчас, избраться в лондонские олдермены, и только очень богатый мог иметь хоть какие-то шансы стать мэром.

Однако деньги значили для него меньше, чем власть, а она теперь перешла от него к «Роял датч». Потеря власти означала крушение мечты.

Маркус, по словам его внука, лорда Бирстеда, «в каком-то смысле был человек очень простой с простыми склонностями», и он испытывал простую, незамутненную и неизменную любовь к Англии. Патриотизм не был тогда редким качеством, как и теперь, но в его жизни это была господствующая сила.

Его чувства может проиллюстрировать один инцидент. В марте 1914 года, когда в Ольстере было готово вспыхнуть восстание и войска мобилизовали для возможного вмешательства, многие офицеры Кавалерийской бригады подали в отставку в знак протеста. Маркус прочел об этом, находясь на своей яхте в Биаррице, и сразу же телеграфировал в «Таймс»: «Меня глубоко тронул патриотизм офицеров, которые ушли в отставку и рискнули погубить свою карьеру, но не проливать кровь верноподданных его величества. Если лидеры юнионистской партии немедленно заявят, что вернут на прежние должности офицеров армии и флота, ушедших по соображениям совести, я обязуюсь передать 10 тысяч фунтов в фонд помощи нуждающимся семьям тех офицеров, которые могли оказаться в трудной ситуации».

Обеспечив себе надежное положение в бизнесе, Маркус всеми силами стремился к такой деятельности, которая позволила бы ему занять высокое место в глазах общества. Отец завещал ему «беречь доброе имя Маркуса Сэмюэла». Он же хотел сделать его почетным.

Маркус был убежден, что мог бы сослужить такую службу военно-морскому флоту, переведя его на нефтяное горючее, и даже фиаско с «Ганнибалом» не прекратило его попыток. По слухам, немецкий флот переходил на нефть, и постепенно очевидные факты начал доходить даже до адмиралтейства; но к тому времени «Шелл» уже не была британской компанией, и эта мысль мучила Маркуса, как ничто другое.

Он был наивен, думая, что «Шелл» хоть когда-то была британской компанией. Она принадлежала британцам, но получала голландскую нефть через компанию, зарегистрированную в Голландии, и распространяла русскую, американскую и румынскую нефть, приобретенную через французские и немецкие компании.

Зато раньше он мог с полным правом утверждать, что по крайней мере его флот британский, построен в Британии, укомплектован британцами, принадлежит британцам, а теперь и он тоже перешел в чужие руки.

В результате слияния возникли две новые компании: Bataafsche в Гааге, управлявшая производством, и Anglo Saxon Petroleum Company – Англо-саксонская нефтяная компания, базирующаяся в Лондоне и отвечавшая за транспортировку и хранение. Они приобрели все активы «Роял датч» и «Шелл», которые с тех пор стали холдинговыми компаниями, как было условлено, в долях 60/40. Азиатская нефтяная компания оставалась совместным предприятием по сбыту. Маркус должен был стать председателем «Шелл», Азиатской и Англо-саксонской компаний и директором Bataafsche, но окончательные решения оставались за «Роял датч» с ее 60 процентами. Ради справедливости надо заметить, что «Датч» никогда не пользовалась своим главенством в ущерб интересам «Шелл» или Великобритании; кроме того, Детердинг, фактически управлявший всем совместным предприятием, разместил свою штаб-квартиру в Лондоне, приобрел загородное имение, занялся охотой и верховой ездой и вообще превратился в местного жителя.