только о собственном кармане и снабжала обозников лишь кусками побитой молью хлопчатобумажной ткани, не оставляя им иного выхода, как тратить свои скудные сбережения на покупку китайских стеганых курток.

Однако от ледяных шквалов, гулявших по безлесному острову, не спасала никакая одежда. Естественно, многие заболевали, и вскоре лазарет был забит под завязку.

В первые дни января погода стояла хуже некуда, но капитан Ми все-таки уехал в Макао. Вернувшись только шестого числа, он тотчас вызвал к себе Кесри.

Капитан никак не объяснил свое отсутствие, хавильдар же счел себя не вправе расспрашивать, и они сразу приступили к делу.

Командование экспедиционного корпуса, сказал Ми, наконец-то приняло решение атаковать фортификации Тигриной пасти. В комбинированной водно-сухопутной операции будут задействованы команды кораблей и пехотные части.

Расстелив карту, капитан показал огневые позиции, окружавшие пролив. Их расположение диктовало следующую тактику: при атаке со стороны моря необходимо нейтрализовать два передовых форта – Чуенпи на правом берегу пролива и Тайкок на левом. Операция начнется с одновременного удара по этим двум точкам, и бенгальские волонтеры войдут в состав подразделений, атакующих Чуенпи. Завтра “Энтерпрайз” доставит их к месту высадки, что в двух милях на восток от орудийных позиций противника.

Утром предстоит ранний подъем, в семь часов надо быть готовыми к погрузке на корабль. Рота выйдет в полном походном снаряжении вместе со всеми барабанщиками, флейтистами, оружейниками, вестовыми, бомбардирами и, конечно, санитарами.

– Ну что ж, поторапливайся, хавильдар.

– Слушаюсь, каптан-саиб.

Вскоре уже весь лагерь знал, что утром вторая рота и все ее обозники отправятся воевать.

В палатке флейтистов моментально забыли о холоде, мальчишки взялись проверять снаряжение и содержимое ранцев. Раджу, еще не бывавший в боях, послушно следовал всем наставлениям Дики вплоть до совета запастись парой леденцов:

– Значит, вот чего, парни: как начнется заваруха, суйте конфету в рот. Так оно веселее.

Приятель держался опытным бойцом, но Раджу чуял его нервозность. Ночью, когда они улеглись, съежившись под одним одеялом, Дики метался и стонал во сне; разбуженные музыканты наградили его тычками, пинками и градом проклятий:

– Заткнись, гад, дай поспать, мля! Завтра в бою наорешься всласть!

Утром Кесри встал еще затемно, взял фонарь и в сопровождении двух унтеров прошел по палаткам, устроив выборочную проверку того, насколько точно солдатские сборы соответствуют “Походному уставу”, предписывающему взять запасную тужурку, пару башмаков, циновку для ночлега и скатку одеяла из козьей шерсти, которую вместе с медной флягой надлежит приторочить к ранцу.

Флейтисты и барабанщики тоже встали чуть свет, дабы первыми выстроиться на берегу и обеспечить погрузку роты на корабль музыкальным аккомпанементом. Утро выдалось зябким, над водой стелился густой туман, затушевывавший восходящее солнце.

Как раз к приходу “Энтерпрайза” прилив достиг максимума, и высокая вода позволила избежать промежуточных рейсов в шлюпках. Пароход смог подойти к берегу достаточно близко для установки сходен.

Пока грузились обозники, звон колокола построил сипаев на перекличку. Больных оказалось столько, что рота недосчиталась четверти своего списочного состава. После переклички солдаты с ружьями через плечо встали на погрузку, череда их киверов размытыми черными пятнами маячила сквозь туман. Затем на борт взошли музыканты, следом офицеры, начиная с младшего чина, последним был капитан Ми. Едва убрали сходни, как лопасти колес вспенили воду, и пароход медленно развернулся носом на север.

Барабанщики и флейтисты расселись на баке, но корабль набрал ход, и встречный ветер заставил мальчишек, лязгавших зубами, сбиться в кучу. Раджу, у которого слипались глаза, сунул голову меж колен и умудрился задремать. Очнувшись, он с удивлением увидел, что туман рассеялся, небо прояснилось. Пароход плыл по необъятной шири насыщенно лазурного цвета, окаймленной невозмутимыми серо-зелеными горами.

Прямо по курсу виднелись холмы-двойники острова Чуенпи; тот, что повыше, был увенчан впечатляющими валами и башнями с сотнями цветастых флагов и транспарантов, трепетавших под ветром, – длинные полотнища с иероглифами на малиновом фоне, стяги в виде двух языков пламени с зелеными и желтыми концами, огромные ленты с изображением летящего дракона.

С приближением к острову стали видны зубчатые парапеты, ощетинившиеся жерлами пушек. Лишь одна часть острова, перекрытая вторым холмом, была вне досягаемости артиллерийского огня. Здесь и предстояла высадка.

В этом месте уже скопилось изрядно всяких судов. Пароходы “Мадагаскар”, “Куин” и “Немезида”, не боявшиеся мелководья, высаживали войска прямо на берег. Боевые корабли – фрегаты “Друид” с сорока четырьмя пушками и “Каллиопа” с двадцатью восемью орудиями, а также еще четыре судна меньшего класса – бросили якорь на глубине, отправляя свой воинский контингент в ботах и баркасах.

“Энтерпрайзу” пришлось немного обождать, и Раджу получил возможность понаблюдать за высадкой, походившей на учения, устроенные в его честь. Зрелище завораживало: подразделения солдат и матросов согласованно, с механической точностью выполняли сложные маневры по десантированию и выгрузке снаряжения из поочередно швартовавшихся лодок.

Вторая рота высадилась одной из последних, когда на берегу уже собрались тысяча четыреста солдат, а также пара сотен обозников и вспомогательных рабочих, в основном индусов. Почти половину бойцов составляли сипаи: шестьсот семь человек из 37-го Мадрасского полка и семьдесят шесть из второй роты бенгальских волонтеров. Самым крупным представителем британских войск был полутысячный батальон моряков Королевского флота, в оставшуюся часть контингента входили артиллеристы и подлечившиеся солдаты, вывезенные с Чусана.

Командиром был майор Пратт, офицер Королевского ирландского полка. По его приказу первой выступила тяжелая артиллерия: по дороге, что вела к вершине второго холма, орудийные расчеты тащили две шестифунтовые пушки и огромную двадцатичетырехфунтовую гаубицу. Следом двигались морские пехотинцы и мадрасские сипаи. Бенгальские волонтеры замыкали строй.

Флейтисты и барабанщики шли группой в середине колонны, с обеих сторон прикрытые сипаями. Пыль от марширующих ног летела им прямо в лицо, и Раджу, растерявшись, смазал несколько нот, но только Дики это заметил. Он ухмыльнулся и подмигнул, что весьма помогло Раджу прийти в себя. В животе перестало екать, и он сосредоточился на том, чтобы согласовать свой шаг с перебором клапанов и удержать верную дистанцию от впереди идущего флейтиста. Поглощенный этим, он даже не услышал отдаленной канонады, и лишь толчок Дики привлек к ней внимание.

Капитан Ми и Кесри возглавляли свою роту. Едва она достигла гребня, как пушки на противоположном холме открыли огонь. Однако ядра падали с большим недолетом, искать убежища не было нужды.

Внимательно изучив линию неприятельской обороны, Кесри тотчас углядел ее многочисленные изъяны: пусть недавно возведенные укрепления были высоки и крепки, но строили их по старинке. Они тянулись сплошняком, точно театральный занавес, и не имели выступов, позволяющих вести перекрестный огонь, отражая фланговые атаки. От передового заграждения, представлявшего собою забор из заточенных кольев, тоже веяло древностью; сипаи, хорошо с ним знакомые, прозвали его “бамбуковой загородкой”, а офицеры – “фризской лошадкой”[91].

Пока Кесри и капитан Ми обозревали оборону противника, огонь форта стал плотнее, но по-прежнему был неэффективен – ядра врезались в склон холма, вздымая земляные фонтаны. Ротные артиллеристы могли неспешно заняться делом – смонтировать пушки и гаубицу.

По команде капитана бомбардиры и пушкари приступили к сборке орудий. Силач Маддоу, как обычно, притащил два лафетных колеса и, сбросив их с плеч, присоединился к заряжающим, уже стоявшим с ядрами наготове.

Пала тишина, расчеты ждали команды “огонь”. И вот по цепи пронесся гулкий крик, бомбардиры поднесли горящие фитили к запальным отверстиям. Пушки оглушительно рявкнули и полыхнули огнем, окутав холм черным дымом.

Тем временем “Куин”