class="p1">Ноб Киссин-бабу отвел мальчика к фальшборту и зашептал ему на ухо:

– Слушай, Раджу, это очень важно. Среди гостей есть друзья твоего отца. Я думаю, они помогут нам его разыскать.

– Как они выглядят?

– Ты видел девушку в черном платье и чепце? Ту, что давеча разговаривала с хавильдаром? Ее зовут Полетт Ламбер, она знает твоего отца. Они вместе плыли на “Ибисе” и потом виделись здесь, в Китае. А человека в китайском халате ты приметил? Он тоже друг твоего батюшки. Уж если кто и сможет доставить твое послание, так только он. Поговори с ним.

Раджу оглядел палубу, но не увидел ни девушку, ни китайца.

– А где они?

– Кажется, пошли справиться о самочувствии миссис Модди. – Гомуста вытянул палец, показывая в коридор, который вел к кормовым каютам. – Ступай посмотри, они должны быть там.

Не тратя слов, Раджу протолкался сквозь толпу гостей и вошел в коридор, тускло освещенный мигающими лампами. Там было тихо и безлюдно.

Раджу медленно двинулся вдоль закрытых дверей по обеим сторонам прохода. Лишь одна дверь с табличкой “Хозяйские апартаменты” в конце коридора была приоткрыта. На цыпочках подойдя к ней, Раджу заглянул в щелку и увидел нагромождение старой мебели. Сквозняк приоткрыл дверь чуть шире, словно приглашая войти. Помешкав, Раджу переступил порог.

Сквозь иллюминаторы, один из которых был открыт настежь, лился лунный свет. Раджу опешил, увидев, что в кресле возле распахнутого иллюминатора сидит человек в тюрбане, читавшийся силуэтом. К счастью, он, похоже, не заметил незваного гостя. Затаив дыхание, Раджу попятился, решив, что лучше убраться подобру-поздорову. Он уже почти выскользнул из каюты, когда тюрбан повернулся в его сторону, и в серебристом свете луны мальчик разглядел широкоскулое точеное лицо с ухоженной бородой.

– Простите, господин, – пролепетал Раджу. – Я думал, тут никого.

Ожидаемой взбучки не последовало, человек лишь безмолвно улыбнулся.

Еще раз пробормотав извинение, Раджу выскочил в коридор и плотно притворил дверь. Обернувшись, он увидел мужчину и женщину, которые вышли из какой-то каюты. Мужчина, одетый в китайский халат, заметил мальчика.

– Эй! – окликнул он. – Ты кто такой, а? Чего тебе здесь надо?

Раджу вдруг понял, что перед ним та самая пара, о которой говорил Ноб Киссин.

– Я искал вас и госпожу, – выпалил он.

– Искал нас? – удивилась Полетт. – Зачем это?

Мальчик шагнул вперед и негромко сказал:

– Вы оба знаете моего отца. Так меня известил Ноб Киссин-бабу.

– А кто твой отец?

– Его зовут Нил.

Кесри еще не пришел в себя после встречи с Полетт, когда перед ним возник Захарий.

– Здравия желаю, сержант. Есть минутка перемолвиться?

– Слушаю вас, Рейд-саиб.

– Помните тот вечер на “Лани”, когда вы пришли в мою каюту и расспрашивали о своей сестре?

– Да, Рейд-саиб.

– Хочу просить вас об ответной любезности, сержант. Я желал бы получить ответы на кое-какие вопросы.

– Вопросы ко мне? – удивился Кесри.

– Да, сержант. Вы сказали, что семнадцать лет назад были денщиком у капитана Ми, верно?

– Да, сэр.

– Вы служили у него, когда полк стоял в городке Ранчи?

– Так точно.

– Капитан еще был лейтенантом?

– Да.

– И миссис Бернэм тоже была там?

Кесри напрягся, поигрывая желваками.

– Зачем вам это знать, Рейд-саиб?

Захарий ответил резко:

– Послушайте, сержант, когда вы задавали вопросы о своей сестре, я отвечал. И еще вы просили обращаться к вам, буде какая нужда. Вот я и обращаюсь с простым вопросом, и вы дадите ответ, коли вы человек слова. Я повторю: была ли миссис Бернэм в Ранчи одновременно с капитаном Ми?

Кесри нехотя кивнул:

– Да, была.

– Благодарю, сержант. Это все, что я хотел узнать.

Удостоверившись в своей догадке, Захарий стал несравнимо спокойнее, нежели в ту минуту, когда подозрение только зародилось. Миссис Бернэм как будто преподнесла ему еще один подарок, и теперь только от него зависело, как выгодно воспользоваться этой тайной.

Ту кахан джайч? Кай? Куда ты уходишь? Почему?

Ширин открыла глаза, и ее охватил беспросветный ужас – она не понимала, где она и как там очутилась. Потом рядом раздался голос Задиг-бея:

– Все хорошо, биби-джи, я здесь, с вами.

Ширин резко села, уронив компресс из влажного полотенца.

– Где я?

Задиг-бей подкрутил фитиль в лампе.

– В каюте миссис Бернэм, на ее кровати. Вы, биби-джи, лишились чувств, и она предложила перенести вас сюда. Я все время был с вами. Заглянули Полетт с Фредди, но вы еще были без сознания, и они ушли.

Ширин окинула взглядом стены в панелях, откинулась на подушку и прижала руку к груди, пытаясь унять бешено, однако с перебоями колотившееся сердце.

– Что с вами, биби-джи? – Задиг взял ее другую горячую руку и накрыл своей прохладной ладонью. – Расскажите.

Ширин смежила веки.

– Мне было видение, очень странное, что-то вроде снов Фредди.

– Поясните, биби-джи.

– Мне явился Бахрам, он стоял рядом. Пришел повидаться и хотел что-то сказать.

Ширин сильно закашлялась, Задиг подал ей стакан воды.

– Говорите, биби-джи.

– Он попросил прощения и сказал, что я должна отринуть прошлое. Смотри в будущее, сказал Бахрам, как можно лучше проживи отпущенные тебе годы. Потом простился и исчез. А я очнулась. – Краем сари Ширин отерла глаза.

– Не надо плакать, биби-джи. В его словах не было ничего худого.

Ширин сглотнула рыдание.

– Я только не понимаю, почему он просил прощения? За что? – Не дождавшись ответа, она посмотрела Задигу в глаза: – Скажите правду… Бахрам покончил с собой?

– Не думаю, что все так просто. – Задиг пожевал губами. – Наверное, Фредди прав – Бахраму почудился голос Чимей. Однажды она уже являлась ему, именно здесь, на “Анахите”.

– Невероятно! – Ширин фыркнула. – Бахрам не верил в видения!

– Но он сам мне о том рассказал, биби-джи. Это случилось в его последний рейс, когда Чимей уже давно была мертва. В Бенгальском заливе “Анахита” попала в шторм. Груз разболтался, и Бахрам полез в трюм спасать что уцелело. Внизу все пропахло опием-сырцом, его-то испарения, возможно, и породили галлюцинацию. Наверное, что-то подобное, опять связанное с опием, случилось и в ночь смерти Бахрама.

– Я не понимаю. То есть он был курильщиком опия?

Задиг смущенно поерзал на стуле.

– Не хотелось бы этого говорить, биби-джи, но правда в том, что в свои последние дни Бахрам курил постоянно. После кантонского кризиса он был ужасно подавлен.

– Из-за финансовых потерь?

– Не только. Он тревожился и о другом…

– Говорите, Задиг-бей.

– Опийный кризис стал тяжелым испытанием, Бахрам разрывался между двумя семьями, между Кантоном и Бомбеем, Китаем и Индостаном. Потеря большого груза опия означала крах не только его жизни, но вашей и дочерей. С другой стороны, он видел, чем опий обернулся для Фредди и что сотворил с Китаем. Бахрам понимал, что зелье медленно разъедает семьи и целые роды, монастыри и армию, что с каждым доставленным ящиком прирастает число опийных пристрастников… – Задиг смолк и потер подбородок. – Однако он никогда не морализировал, не разглагольствовал о религии, добре и зле. Человек из плоти и крови, он жил сердцем, а не рассудком. Главным для него была семья, а вышло так, что судьба ниспослала ему две семьи – одну в Китае, другую в Индии. Бахрам сознавал, что его ипостась опийного торговца отразится на целых поколениях обеих семей, и ему это было невыносимо. Я думаю, он стал курить не потому, что искал забвения… Он как будто приносил себя в жертву во искупление того, что натворил.

Ширин комкала край сари, промокший от ее слез.

– Он с вами говорил