и “Немезида” подошли к бастионам на расстояние выстрела. На одном судне исторгло пламя огромное шестидесятивосьмифунтовое рыло, на другом гавкнули пушки на вертлюгах, стрелявшие картечью, мощным средством поражения живой силы – при выстреле жестянки, начиненные мушкетными пулями, взрывались, осыпая смертоносным градом все вокруг.

Казалось, на холме разразилась буря из огня и железа, и очень скоро над фортами поднялись столбы дыма.

Ширин завтракала акури[92], когда буханье далекой канонады достигло Макао. Сидевший напротив Диньяр поднял удивленный взгляд:

– О! Серу тхие гайоу, все-таки начали! Я уж думал, они никогда не раскачаются.

– На что?

– На боевые действия. Я даже заключил пари, что Полномочный горшок вновь отыщет отговорку для волокиты.

Ширин не нашлась что ответить и, пытаясь успокоиться, дрожащей рукой коснулась кошти, скрытого в складках одежды.

– Радуйтесь, тетушка, для всех нас это хорошая новость, которая ускорит компенсацию, – весело сказал Диньяр.

Ширин любила племянника, но слова его ее покоробили.

– Стыдись, Диньяр! Там наши солдаты и мальчики-музыканты.

– Ничего им не сделается! – рассмеялся торговец. – Под защитой “Немезиды” ни один волос не упадет с их голов.

Колокольчиком вызвав слугу, Диньяр приказал подать шляпу и трость.

– Раз уж бой начался, надо рассчитаться за проигранное пари, – сказал он и уже в дверях добавил: – Не волнуйтесь, тетушка, мы с вами в полной безопасности. Вон, гляньте туда!

Ширин повернулась к окну и посмотрела на гавань, где стоял английский сторожевик, ощетинившийся пушками.

С уходом Диньяра канонада стала как будто громче. Не окончив завтрак, Ширин прошла в свою спальню и села перед устроенным в углу маленьким алтарем – изображением Заратустры и горящей лампадкой. Открыв том Хорде Авесты[93], она зашептала молитву к Ахура Мазде:

– О, Создатель, Властелин вселенной…

В невзгодах Ширин всегда обращалась за помощью этой молитвой, которая неизменно снимала груз с души. Однако сейчас гром пушек мешал сосредоточиться на святых словах, а перед глазами возникали лица недавних знакомцев: капитана Ми, Кесри Сингха, флейтистов…

Ширин уже добралась до последних строк, когда услышала скрип калитки. Решив, что пришел Задиг-бей, она отложила молитвенник и вернулась в гостиную, но увидела гостью под вуалью.

– Миссис Бернэм? Кэти, какой сюрприз!

– Извините, что я так запросто…

Миссис Бернэм сказала, что они с мужем сняли дом в конце улицы, но сейчас супруг отбыл на корабль коммодора и она осталась в одиночестве.

– Ужасно захотелось поболтать, дорогая, а пойти больше не к кому.

– И правильно сделали, я вам рада.

Миссис Бернэм откинула вуаль, и Ширин увидела ее лицо, покрытое той же мертвенной бледностью, что и в их первую встречу на вилле.

– Вам опять нездоровится, Кэти?

– Нет, дело не в том… – Миссис Бернэм прикрыла глаза.

– Это из-за пальбы, да?

Гостья кивнула:

– Как только началось, голова кругом.

– Очень нервирует, правда?

– Мне вроде бы не привыкать, я, знаете ли, выросла под грохот пушек. В военных городках, где мы квартировали, вечно бабахало – артиллеристы бесконечно проводили учебные стрельбы. Но, согласитесь, совсем иное дело – реальный бой, когда опасности подвергаются те, кого ты знаешь.

– Да, верно, хавильдар и капитан Ми буквально стоят у меня перед глазами.

– И у меня. – Миссис Бернэм опустила взгляд на руки, сложенные на коленях. – Только я вижу их такими, как в день нашего знакомства.

– Они сильно переменились?

– Кесри Сингх, пожалуй, нет. А вот Невилл… капитан Ми – определенно.

Почувствовав, что собеседнице нужно облегчить душу каким-то признанием, Ширин мягко спросила:

– Вы, стало быть, хорошо его знали?

Миссис Бернэм, помешкав, прошептала:

– Да. Сказать по правде, я знала его как никого другого.

– Ох!

– Истинно так, Ширин. – Миссис Бернэм как будто прорвало: – Было время, когда другие мужчины для меня просто не существовали.

– И что же вам помешало?

Миссис Бернэм вздохнула и понурилась.

– Мои родители…

Иных объяснений не требовалось. Ширин сочувственно покачала головой.

– И потом вы больше не виделись?

– Нет. Я ничего не знала о нем до того момента, как пришла сюда пригласить вас на раут. А потом, когда в Новый год мы с ним встретились на “Анахите”, это было так, словно сама судьба вернула его, стерев все прошедшие годы. Казалось, мы расстались только вчера. А сейчас он там, в гуще боя. – Миссис Бернэм бросила взгляд в сторону речного устья. – Здесь он провел последние дни перед отправкой на фронт, и это время стало бесценным сокровищем всей моей жизни. Я не вынесу, если снова его потеряю. – Миссис Бернэм достала из ридикюля платок и промокнула глаза. – Наверное, я кажусь вам безнравственной, Ширин. Но, пожалуйста, не думайте обо мне плохо. Ничего этого не случилось бы, если б мне повезло, как вам.

– О чем вы, скажите на милость?

– Если б и я была счастлива в браке.

– Счастлива? – не сдержавшись, переспросила Ширин, и теперь уже сама ощутила потребность излить душу. – Ох, Кэти, мой брак отнюдь не то, чем он выглядит.

– Неужели?

– После смерти мужа я узнала, что здесь, в Китае, он завел любовницу и другую семью.

– Не может быть!

– Да, вот так вот. Для меня это было страшным ударом. Не укладывалось в голове, что человек, всегда казавшийся образцом преданности, добропорядочности и набожности, мог спутаться с иноземкой другой веры. – Ширин тоже промокнула глаза. – Лишь теперь я стала понимать, какие повороты случаются в жизни.

Миссис Бернэм окинула ее долгим внимательным взглядом, потом подсела ближе и ласково спросила:

– Но ведь и ваша жизнь изменилась, с тех пор как в ней появился господин Карабедьян, правда?

Ширин поперхнулась и смогла только кивнуть в ответ.

– Знаете, вам несказанно повезло, – прошептала миссис Бернэм. – Вы вдова и можете снова выйти замуж.

– Нет, это невозможно, – твердо сказала Ширин. – Дети, родные, община никогда мне не простят. У меня есть обязанности перед ними.

Миссис Бернэм легонько сжала ее руку.

– Разве мы не исполнили свои обязанности? Не пора ли немного подумать о себе?

Вопрос застал Ширин врасплох, повергнув ее в ошеломленное молчание. Она еще думала, что сказать, но тут слуга доложил о приходе Карабедьян-саиба.

С началом артподготовки музыканты, получив короткую передышку, отошли в укрытие. На усиление обстрела земля отозвалась ощутимой дрожью. Спасаясь от оглушительного грохота, Раджу зажал руками уши, но Дики толкнул его под локоть:

– Глянь-ка туда.

Раджу увидел человека, тащившего на спине нечто похожее на дохлую козу.

– Водонос, – прошептал Дики. – Значит, сейчас начнется. Перед атакой всегда разносят воду.

От души напившись из бурдюка, Раджу заправил флягу и, следуя примеру Дики, сунул в рот леденец.

Обстрел закончился столь же внезапно, как начался. Пала странная звенящая тишина, которую нарушали только пронзительные крики, доносившиеся с китайских позиций.

– Примкнуть штыки! – гаркнул капитан Ми, а следом за ним тамбурмажор скороговоркой выкрикнул свою серию команд. Музыканты вскочили на ноги и выстроились уступом, с обеих сторон прикрытым сипаями.

Раджу много раз отрабатывал этот маневр, но сейчас почувствовал, как перехватило дыхание и закружилась голова. На муштре никто не уведомил о завесе из пыли и дыма и о том, что рядом идущий сипай может оступиться, угодив в воронку от ядра, и едва не заехать тебе штыком в лицо. Никто не сказал, что будет невообразимо оглушительный шум: топот ног, бой барабанов, боевой клич Хар Хар Махадев! и, главное, посвист пуль над головой и жуткое пение штыка, если какая-нибудь его чмокнет.