Этот королевский запрет принес Бомарше новые финансовые проблемы, превратившие предприятие по выпуску собрания сочинений Вольтера в самого настоящего банкрота. В этом эпизоде в полной мере раскрылось досадное непостоянство характера Людовика XVI, ставшее одной из причин падения трона. В 1785 году, помимо опрометчивого решения, ударившего по Бомарше, король принял еще одно подобное решение: 15 августа в порыве необузданного гнева он приказал арестовать прямо в Зеркальной галерее кардинала Рогана, облаченного в торжественные одежды и готового произнести перед всем королевским двором мессу по случаю праздника Успения Богородицы.

1785 год, роковой для монархии, собственными руками разрушавшей свой многовековой уклад, стал трагически переломным и для Бомарше: каким бы коротким ни было его заточение в тюрьме Сен-Лазар, оно погубило его репутацию серьезного человека, а ведь он так долго боролся, доказывая, что отнюдь не легкомыслие, которое все видели в нем в первую очередь, главное, в его натуре. В том же самом году публика узнает о существовании еще одного полемиста, не только не уступавшего Бомарше, но в чем-то даже превосходившего его. Это Мирабо, с которым Бомарше вскоре придется помериться силами в разразившейся между ними войне памфлетов.

Если бы в 1785 году пришлось сравнивать Мирабо с Бомарше, то первый не выдержал бы конкуренции со вторым.

Сын знаменитого автора «Друга людей», родившийся в 1749 году, прославился к тому времени лишь своими скандальными историями. Брак, который принес ему богатство, но не счастье, стал причиной заключения графа Мирабо по королевскому указу вначале в замок Иф, а потом в форт Жу, расположенный в горах Юра. К этому времени относятся его первые литературные опыты и, в частности, «Эссе о деспотизме», которое было анонимно издано Фошем в Невшателе и, возможно, сразу бы сделало Мирабо знаменитым, признай он свое авторство. Но у него были веские причины не усугублять те неприятности, которые повлекло за собой похищение им жены г-на де Монье, той самой Софи, любовный роман с которой превратился в легенду. Эти его безумства стоили ему трех тяжких лет, проведенных в башне Венсенского замка, откуда он вышел лишь благодаря стараниям начальника полиции Ленуара. Оказавшись на свободе, Мирабо затеял бракоразводный процесс с женой, и его дело слушалось в парламенте Экс-ан-Прованса почти сразу после дела Бомарше. Подобно автору «Цирюльника», он сам защищал себя в суде; его красноречие не принесло ему победы, но было замечено и востребовано теми, у кого была нужда, но не было умения сочинить памфлет или мемуар в свое оправдание.

Этот аспект деятельности Мирабо мог бы сподвигнуть нас на то, чтобы сравнить его произведения с произведениями того же жанра Бомарше, при этом нам следовало бы помнить, что последний прибегал к ним лишь тогда, когда дело касалось его собственных интересов, а Мирабо свой талант продавал другим, и определяющим для него были деньги, которые ему за это платили, причем денег этих было явно недостаточно, чтобы удовлетворить его насущные потребности и уменьшить долги, шлейфом тянувшиеся за ним еще со времен его разгульной юности.

В 1784 году Мирабо был одним из немногих, кто выступал с политической критикой «Женитьбы Фигаро», уверяя, что эта пьеса покушается на социальные устои общества. Эта позиция была замечена кое-кем из недоброжелателей Бомарше и его конкурентов в финансовой сфере. Среди них был друг Мирабо, некто Клавьер. Этот человек, которому при Конвенте суждено было стать министром финансов Франции, был по происхождению швейцарцем, родился он в Женеве в состоятельной семье протестантов, позже стал членом Совета двухсот и вынужден был бежать из родного города из-за волнений 1782 года, будучи заочно приговоренным к лишению всех гражданских прав. Убежище он нашел в Невшателе, где познакомился с Мирабо и оценил его полемические способности. После того как Клавьер перебрался в Париж и обеспечил себе прочное положение в тамошнем деловом мире, он призвал к себе Мирабо, чтобы использовать его талант в своих биржевых махинациях.

В тот период Франция переживала серьезные финансовые трудности: чтобы поддержать государственную казну, министры финансов брали займы под кабальные проценты; рантье обогащались, становясь кредиторами государства, а государство, несмотря на все жертвы, не выдерживало конкуренции частного капитала: начиналась эра индустриализации, акции теснили на рынке облигации, разгул спекуляций напоминал о временах Лоу; играя на резком изменении курса акций, дельцы в одночасье наживали или теряли целые состояния; постепенно разоряющаяся аристократия пристрастилась к биржевым играм.

Вокруг Клавьера объединилась группа довольно известных личностей, среди которых были герцог де Лозен, граф де Норбонн-Лара — побочный сын Людовика XV и будущий военный министр и Талейран. Обычно они собирались у соотечественника и партнера Клавьера — женевского банкира Паншо, учредителя Дисконтной кассы. Многие махинации этой компании так и остались тайной, но афера с прекращением выплат Дисконтной кассы, созданной Паншо в надежде добиться государственной гарантии для своих ценных бумаг, выплыла наружу. Калонн разгадал маневр Паншо и попытался пресечь его деятельность. Тот, в отместку, попросил Клавьера заказать Мирабо несколько памфлетов. Эти памфлеты, в частности «О Дисконтной кассе» и «Письма г-ну Лекуте де Ланоре об Испанском банке и Дисконтной кассе», получили большой общественный резонанс и помогли Паншо и Клавьеру, в очередной раз сыгравшим на бирже на разнице курсов, получить солидную прибыль.

Разохотившись после столь явного успеха, друзья-банкиры нацелили перо Мирабо на новую авантюру: на этот раз Паншо решил сыграть на понижении курса акций добропорядочной фирмы, пекущейся об общественных интересах.

Известные инженеры из Визиля братья Перье задумали провести воду в дома парижан, использовав для этой цели «пожарный насос». С его помощью они собирались накачивать воду из Сены в специальный резервуар, установленный на холме Шайо. В техническом плане данное предприятие было организовано наилучшим образом, и насос братьев Перье прослужил аж до Второй империи, до тех самых пор, когда Османн начал строить водопровод, действующий и поныне. Парижане отнеслись к идее инженеров Перье вполне благосклонно; акции их компании быстро поднялись в цене — при номинале в две тысячи ливров стали продаваться на бирже по четыре тысячи.

Стартовый капитал братья Перье нашли при помощи Бомарше: тот проникся их идеей, вложил в компанию часть собственных свободных средств и стал ее распорядительным директором. Посему появление памфлета Мирабо под названием «Об акциях Компании по распределению воды» было встречено Бомарше более чем неодобрительно. Выступление Мирабо привело к падению на пятьдесят процентов стоимости акций компании, что позволило Паншо, игравшему на их понижении, хорошо на этом нажиться. Генеральный контролер финансов Калонн, который поддерживал проект, потерял из-за этой махинации большие деньги и призвал Бомарше дать публичный ответ на инсинуации Мирабо.

Бомарше выступал в этом деле не только как крупный держатель акций и функционер компании, но и как человек, радеющий об общественных интересах, ведь речь шла об улучшении условий жизни парижан. Поскольку все его прежние мемуары били точно в цель, можно было предположить, что и на этот раз он разнесет своего соперника в пух и прах.