Весь запас кислорода сожжен; и, покорившись судьбе, Трейс выдыхает в последний раз. Пузырь воздуха возносится в темноту; легкие пилота заполняются водой. Это такая жуткая боль, с ней не сравнится никакая другая, но Трейс знает: она продлится недолго. Проходят пять секунд. Десять. Несправедливость происходящего перестает волновать Трейса. Сознание его меркнет, и последнее, что он чувствует, – это надежда, что своим решением сражаться на стороне детей, а не на стороне инспекторов, он оплатил себе билет в лучший мир.

У воды вкус резины и гнили; она ни горячая, ни холодная, скорее тепловатая, как остывший чай. Самолет уже полностью скрылся под водой, оставив за собой лишь белый след бурлящих пузырьков посреди черного пятна вытекшего топлива, уже почти полностью сгоревшего. Старки озирается по сторонам – вот его подопечные: на плотах, в воде поблизости и в воде так далеко, что их даже не видно, слышны только вопли о помощи.

Всего в нескольких сотнях ярдов от них раскинулся пустынный берег. Трейс, мир душе его, к счастью, посадил самолет там, где берега огромного озера пустынны. Только местные жители наверняка видели крушение и явятся, подстегиваемые любопытством. Только лишнего внимания беглецам и не хватало! Надо убираться отсюда как можно скорее.

– Туда! – машет Старки в сторону берега и гребет здоровой рукой. Ребята на плотах орудуют маленькими веслами; те, что в воде, плывут, как могут, и через несколько минут все выбираются из отвратительной воды на рыхлый берег, покрытый крошевом рыбьих костей.

Старки поручает Бэм пересчитать подкидышей. Сто двадцать восемь. Сорок один человек – таковы их потери при аварии. Выжившие пытаются установить, кто именно погиб. Старки это злит. Если они будут торчать здесь и оплакивать мертвых, их всех повяжут. Будь он один, у него без сомнения хватило бы ума и сообразительности вывернуться из этой ситуации; значит, нужно применить свои способности для спасения всех.

– Быстро рвем когти! Некогда рассиживаться и слезы лить! Надо убираться отсюда, в темпе!

– И куда прикажешь идти? – спрашивает Бэм.

– Да куда угодно, лишь бы отсюда подальше!

Старки понимает: его долг указать этим детям путь и цель. Теперь, когда они вырвались за пределы загона, называемого Кладбищем, пришло время сменить приоритеты. Коннору, может, и хватало того, что его детишки живы и накормлены, но Старки этого мало. Под его руководством подкидыши превратятся в такую силу, что с ними придется считаться всем!

Он направляется к ребятам, в изнеможении валяющимся на берегу, и за шиворот поднимает их на ноги.

– Мотаем отсюда, живо! Отдохнем, когда окажемся в безопасности!

– А мы когда-нибудь окажемся в безопасности? – задает кто-то резонный вопрос. Старки и сам в это не верит, а потому оставляет вопрос без ответа. Ну да ничего. Они слишком долго наслаждались миром и покоем. Разнежились. Теперь опасность всюду, она научит вниманию и бдительности.

Пока подкидыши собираются с силами, Старки рыщет между ними в поисках Дживана и, отыскав, испытывает облегчение: хорошо, что этот парень – в числе выживших.

– Дживс, нам нужно будет что-то типа такой же станции слежения, что была у вас в «Ком-Боме», только мобильная. Я хочу, чтобы ты стал нашими глазами и ушами, чтобы собирал всю возможную информацию о затеях инспекторов.

Дживан ошалело таращится и мотает головой.

– Ты что? Да ведь там был суперский военный софт! А тут что? У нас даже завалящего компа нет!

– Мы раздобудем столько компов, сколько понадобится, – обещает Старки. – И ты заставишь все это работать, понял?

– Да, сэр, – нервно кивает Дживан.

Не успели они покинуть берег, как в мозгу Старки уже зародился великий план. Он возобновит кампанию мести, начатую в Тусоне; но теперь с ним будет не какая-то жалкая горстка подкидышей, теперь он задействует их всех, все сто двадцать восемь человек! Он организует то, что называется «герилья», – небольшую, подвижную армию, которая станет безжалостно расправляться со всяким, кому придет в голову разобрать подкидыша. С каждым вновь спасенным подкидышем число бойцов его армии будет расти, и придет время, когда они наберутся достаточно сил и начнут крушить заготовительные лагеря. Тогда этот пресловутый Беглец из Акрона станет жалкой сноской в великой книге истории, которую напишет Старки.

Перспективы вдохновляют Старки, и, черпая силы в своих грандиозных замыслах, он ведет детей в горы к востоку от Солтон-Си. Первым фокусом, который он провернет, станет трюк с исчезновением всей его группы. С этого момента магии не будет конца.

Мираколина просыпается со страшным головокружением. Ясно, ее транкировали. Четвертый раз в жизни! Похоже, она уже привыкает. Воспоминания возвращаются, но медленно и вразнобой. Девочка подавляет рвоту и принимается решать задачку: где она, что с ней. Пытается собрать воедино клочья мыслей.

Она куда-то едет. В машине. Она путешествовала со Львом. Она что, в кузове пикапа? Нет. В багажном отсеке автобуса? Тоже нет.

Ночь. Она на заднем сиденье автомобиля! А Лев с ней? Нет.

Стоп, под конец они вообще были не в машине… Точно, они шли пешком! Вдоль ограды. Было же что-то еще! Нет, не удается вспомнить, как ни напрягай память.

Голова болит зверски, и кажется, что мозги сейчас вытекут через уши, но Мираколина приподнимается на сиденье. Между ней и передней частью салона толстое защитное стекло. Полицейская машина, что ли? Точно! На переднем сиденье – два инспектора. Новости просто отличные! Это значит, что она вырвалась из того темного мира, куда ее насильно затащил Лев. Странно… Почему-то на душе у нее вовсе не так радужно. И дело тут не только в последствиях транквилизатора. То, что она находится в полицейской машине, не сулит Льву ничего хорошего, а Мираколина больше не в силах отрицать тот факт, что, вопреки всем принципам, ей небезразлична судьба этого парня.

Инспектор за рулем бросает взгляд в зеркало заднего обзора и встречается с ней глазами.

– О, отлично, кое-кто проснулся! – приветливо говорит он.

– Вы не могли бы рассказать мне, что случилось?

От звука собственного голоса у нее в голове гудит, как от удара кувалдой.

– Полицейский налет на кладбище военных самолетов, вот что случилось, – отвечает инспектор. – Но тебе-то это известно, так ведь?

– Нет. Меня транкировали перед воротами. – Запнувшись на секунду, она добавляет: – Я гуляла, – это звучит довольно глупо, если принять во внимание, что «гуляла» она по богом забытой дороге посреди пустыни.

– Мы знаем, кто ты, Мираколина, – вмешивается коп, сидящий рядом с водителем. От такой новости ей хочется лечь обратно на клейкое кожаное сиденье, но, не рассчитав движения, она с размаху стукается головой о дверцу.

– Это он вам сказал? – лепечет она. Мираколина даже вообразить себе не может, чтобы Лев назвал кому-то ее имя добровольно.