— Детей своих показывает. — Так ли?

Гром и туман. Затем свет полностью погаснет, дверь закроется, и Леннокс постучит в нее в конце этой сцены.

— Хорошо, — сказал Перегрин. — У меня нет к вам особых замечаний. Несомненно, когда добавится фоновый шум, потребуются некоторые изменения. Большое всем спасибо.

Все ушли, кроме Рэнги.

— Что-то стряслось? В чем дело?

Рэнги протянул ему свою кошелку.

— Загляните внутрь, сэр.

Перегрин взял кошелку и открыл ее. Из нее на него смотрела злобная морда с открытыми глазами и оскаленным ртом. Вверх тянулись розоватые лапки.

— О боже, — сказал Перегрин. — Опять. Где была кошелка?

— На столе для реквизита вместе с остальными двумя. Со вчерашнего дня.

— Кто-нибудь в нее заглядывал?

— Вряд ли. Только чтобы положить туда крысу. Невозможно сказать, где чья кошелка. Она могла оказаться у Блонди, и та упала бы в обморок или устроила бы страшную истерику.

— Она не стала бы в нее заглядывать. И Венди тоже. Их кошелки набиты газетной бумагой и крепко завязаны ремнями. А твоя — нет, потому что ты должен открыть ее и достать палец моряка.

— Значит, это сделано специально для того, чтобы я ее обнаружил.

— С двумя другими это бы не сработало.

— Очевидно же, кто именно устраивает все эти дурацкие розыгрыши.

— Бутафор? — спросил Перегрин.

— Сами подумайте.

— Думаю, и не верю в это. Ты слышал, как он кричал и грозился обратиться в профсоюз из-за головы Банко? Разве это была чепуха? Нам бы пришлось признать, что у нас тут завелся самый настоящий звездный актер. Нет. Он уже много лет работает бутафором. Я просто не могу представить, чтобы он это сделал.

— А нельзя сузить круг? Где все находились в разное время? Кто, например, мог подняться в комнату Дункана с головой?

Последовало долгое молчание.

— В комнату Дункана? — наконец сказал Перегрин. — С головой?

— Да. А что такое?

— Откуда ты знаешь, что в комнате была голова?

— Реквизитор сказал мне. Я столкнулся с ним, когда он спускался с ней из комнаты Дункана. Теперь, когда я об этом думаю, — сказал Рэнги, — мне кажется, он вел себя странно. Я спросил: «Зачем вам эта штука?» — И он ответил, что несет ее туда, где ей положено лежать. Простите, Перри. Я правда думаю, что он — тот, кто вам нужен. Должно быть, это он положил ее на блюдо под крышку.

— Он нес ее к другим головам, лежавшим в гримерной для статистов. Я велел ему это сделать.

— А вы видели, как он положил ее там?

— Нет.

— Спросите его, отнес ли он ее на место.

— Спрошу, конечно. Но я уверен, что он не клал ее на блюдо. Я признаю, что он не производит хорошего впечатления, но я уверен, что он этого не делал.

— Чертова крыса. Откуда она взялась?

— О боже.

— У нас что, ставят крысоловки?

— А кто их заряжает? Ладно. Бутафор. Он поставил одну в узком проходе, куда не мог пролезть Генри. — Генри был живущим в театре котом. — Бутафор сам мне об этом сказал. Он гордился своей изобретательностью.

Рэнги сказал:

— Придется на нее взглянуть.

Он открыл кошелку и вывернул ее наизнанку. Передняя часть крысиной тушки с мягким стуком упала на пол.

— У нее на шее след перекладины. Он глубокий и влажный. Шея сломана. Из нее текла кровь. Она не пахнет, значит, была убита недавно, — сказал Рэнги.

— Придется ее сохранить.

— Зачем?

Перегрин был обескуражен.

— Зачем? Клянусь, не знаю. Я обращаюсь с ней как с уликой, но ведь преступления-то нет. И все равно… Погоди-ка.

Перегрин подошел к мусорному ведру за кулисами, нашел в нем бумажный пакет и вывернул его наизнанку. Он принес пакет и протянул Рэнги. Тот поднял крысу за ухо и бросил ее в пакет. Перегрин завязал его узлом.

— Ужасная тварь, — сказал он.

— Нам лучше… Тсс!

В коридоре послышались мягкие шаги и шуршание половой щетки.

— Эрни! — позвал Перегрин. — Реквизитор!

Дверь открылась, и вошел Эрни. Сколько лет, спросил себя Перегрин, он работает бутафором в «Дельфине»? Десять? Двадцать? На него всегда можно было положиться. Он был кокни, со странным и причудливым чувством смешного, который часто бывал чрезмерно чувствителен к воображаемым обидам. Худое лицо с острыми чертами. Манера быстро и криво улыбаться.

— Привет, шеф, — сказал он. — Я думал, что вы уже ушли.

— Как раз собирался. Поймал крысу?

— Еще не смотрел. Погодите.

Он прошел в глубину зала и скрылся за ящиками. После паузы послышался его голос.

— Эй, это еще что такое?

Повозившись там, он вышел, неся крысоловку на длинной веревке.

— Гляньте-ка, — сказал он. — Я что-то не пойму. Наживки нет. И головы крысы тоже нет. А крыса была. Тут шерсть, кровь и задняя часть. Крысу убило, но кто-то тут был и взял ее голову. Выходит, так.

— Генри? — предположил Перегрин.

— Не-е! Кошки не едят крыс. Они их только убивают. И Генри не пролез бы в этот узкий проход. Нет, это был человек. Он вытянул крысоловку, поднял зажим и вынул переднюю часть крысы.

— Уборщик?

— Нет, не он. Он их боится, крыс. Вообще-то это он должен ставить крысоловки, а не я, но он отказывается.

— А когда ты ее поставил, Эрни?

— Вчера утром. Все ведь были здесь и ждали репетиции, так?

— Да. Мы репетировали массовые сцены, — сказал Перегрин. Он посмотрел на Рэнги. — Тебя здесь не было, — сказал он.

— Нет. Я впервые об этом слышу.

Перегрин уловил быстрое сомнение, промелькнувшее на лице бутафора.

— Мы раздумываем, кому было известно о крысоловке. Получается, что практически всей труппе, — сказал он.

— Получается, что так, — сказал бутафор. Он пристально смотрел на бумажный пакет. — Это что? — спросил он.

— Где?

— Что это за пакет? Смотрите, он весь замызган.

Он был прав: сквозь бумагу просочилась жуткая влага.

— Это половина твоей крысы, Эрни, — сказал Перегрин. — Она в пакете.

— Так. Что это еще за игры? Вы вынули ее из ловушки и сунули в пакет. Зачем? Почему вы просто не сказали об этом, вместо того чтобы позволять мне выставлять себя тут полным дураком? Зачем это все? — потребовал объяснений бутафор.

— Мы не доставали ее из ловушки. Она была в сумке мистера Уэстерна.