ужином Бао-юй выпил два кубка вина и немного повеселел. Если бы все шло как обычно, он бы непременно пошутил и побаловался с Си-жэнь и другими старшими служанками. Но сегодня он в одиночестве молча сидел возле горящей лампы, совершенно безучастный ко всему окружающему. Ему очень хотелось позвать служанок, однако он опасался, что они подумают, будто одержали над ним верх, возгордятся и начнут еще больше поучать его; а напускать на себя грозный вид хозяина и пугать их тоже казалось ему чересчур жестоким. Тем не менее он решил проявить упорство, желая показать служанкам, что, если даже они все умрут, он сумеет обойтись без них. При этой мысли всю его печаль как рукой сняло, и на смену пришло чувство радости и удовлетворения. Он приказал Сы-эр снять нагар со свечей и подогреть чай, а сам взял «Канон „Наньхуа“» и принялся перелистывать, пока не добрался до раздела «Вскрытие сумки», где говорилось:

«…поэтому откажись от людей, о которых говорят, будто они мудры и обладают знаниями, и крупный разбой прекратится; выбрось яшму и уничтожь жемчуг, и не станет мелких грабежей. Сожги верительные грамоты и разбей яшмовые печати, и люди станут простыми и бесхитростными; упраздни меры объема и сломай все весы, и люди перестанут спорить друг с другом; отмени в Поднебесной законы мудрецов, и люди смогут мирно разговаривать друг с другом.

Отбрось шесть музыкальных тонов, обрати в пепел свирели и гусли, заткни уши музыкантам, подобным древнему слепцу Куану, и только тогда народ Поднебесной будет хорошо слышать; уничтожь узоры, рассей пять основных цветов, ослепи зорких людей, подобных древнему Ли Чжу[91], и только тогда народ Поднебесной будет хорошо видеть; уничтожь наугольник и плотничью бечевку, выбрось циркули и угломеры, отруби пальцы искусным мастерам, подобным древнему Чую[92], и только тогда народ Поднебесной в полной мере проявит свое умение и сноровку…»

Дочитав до этого места Бао-юй, находившийся под влиянием вина, почувствовал безграничное блаженство. Он схватил кисть и торопливо набросал:

«…сожги Си-жэнь и прогони Шэ-юэ, и только тогда обитательницы женских покоев получат возможность увещевать других; изуродуй божественную красоту Бао-чай, обрати в ничто чудесную проницательность Дай-юй, уничтожь чувства и желания, и только тогда красота и уродство в женских покоях сравняются друг с другом.

Если все обитательницы женских покоев смогут заниматься увещеваниями, никогда не возникнет чувство отчуждения; если уничтожить божественную красоту, навсегда исчезнет чувство любви; если обратить в ничто чудесную проницательность, исчезнут разум и таланты.

Бао-чай, Дай-юй, Си-жэнь, Шэ-юэ – все они расставляют свои сети и прячутся в норы, вводят в заблуждение и влекут к гибели тех, кто населяет Поднебесную».

Бао-юй бросил кисть и опустился на кровать. Едва голова его коснулась подушки, как он уснул и проспал до самого утра.

Открыв глаза, Бао-юй увидел Си-жэнь, которая одетой спала поверх одеяла. Он не стал раздумывать над тем, что произошло накануне, разбудил ее и сказал:

– Разденься и укройся, а то можешь замерзнуть.

Си-жэнь давно заметила, что Бао-юй целыми днями балуется со своими сестрами, но она не решалась открыто убеждать его быть сдержаннее, так как это не дало бы никаких результатов. Она пыталась действовать ласками, осторожно предостерегать его в надежде на то, что пройдет немного времени и он исправится. Однако Бао-юй не исправлялся, и она ничего не могла с ним поделать. Дошло до того, что она даже потеряла сон. И сейчас, обнаружив перемену в поведении Бао-юя, она подумала, что он раскаивается, но решила делать вид, будто не замечает этого.

Так как она не отвечала, Бао-юй хотел сам раздеть ее. Но едва он расстегнул ей халат, как Си-жэнь оттолкнула его и застегнулась вновь. Бао-юй убрал руки и с улыбкой спросил:

– Скажи наконец, что с тобой произошло?

Си-жэнь молчала. Бао-юй еще несколько раз повторил вопрос.

– Ничего, – глядя на него в упор, промолвила Си-жэнь. – Раз уж встал, иди туда к ним умываться и причесываться. Да поскорее, а то можешь опоздать!

– Куда? – с недоумением спросил Бао-юй.

– Чего у меня спрашиваешь? Тебе виднее! – усмехнулась Си-жэнь. – Иди туда, где тебе больше нравится. Чем меньше мы будем соприкасаться друг с другом, тем меньше у нас будет споров, над которыми люди смеются. А если тебе и там надоест, здесь найдется какая-нибудь Сы-эр или У-эр, которая будет с удовольствием тебе прислуживать. Мы ведь всего-навсего «презренные твари», которые позорят благозвучные имена!

– Ты об этом не можешь никак забыть? – улыбнулся Бао-юй.

– Сто лет буду помнить! – заявила Си-жэнь. – Я не такая, как ты, ничего не пропускаю мимо ушей и не забываю утром того, что мне сказали накануне вечером!

Она была так прелестна в своем гневе, что Бао-юй не смог сдержать прилива чувств, схватил яшмовую шпильку для волос, лежавшую у изголовья, и разломил ее надвое.

– Если я еще хоть раз ослушаюсь тебя, пусть со мной будет то же самое, что с этой шпилькой, – торжественно обещал он.

Си-жэнь отобрала у него обломки шпильки и сказала:

– Зачем ты так рано встал? Будешь ты меня слушаться или нет – зависит только от тебя, но зачем так бурно выражать свои чувства!

– Да ты разве представляешь себе, как я волнуюсь? – воскликнул Бао-юй.

– Неужели ты понимаешь, что такое волнение? – с улыбкой спросила Си-жэнь. – А ты представляешь, что у меня на душе? Ну ладно, иди скорее умываться!

Они оба встали и принялись за утренний туалет.

Вскоре после того, как Бао-юй и Си-жэнь покинули комнату и поднялись наверх, вошла Дай-юй. Так как Бао-юя в комнате не было, она подошла к столу и машинально стала перелистывать книги. Когда она открыла Чжуан-цзы, в глаза ей бросилось место, накануне вечером дополненное Бао-юем. Прочитав его, Дай-юй и рассердилась, и рассмеялась. Не вытерпев, она схватила кисть и приписала в конце стихотворение:

Скажите мне, кто это сделал из кисти

    без цели и смысла забаву?

Кто строки похитил из «Наньхуа цзина»,

Чжуан-цзы присвоивши славу?

Его не смущает, что он и себя-то

    не смог разглядеть и познать,

Он даже решился дурными словами

    порочить других для забавы!

Окончив писать, она поднялась наверх навестить матушку Цзя, а оттуда отправилась к госпоже Ван.

В это время заболела дочь Фын-цзе. В доме все забеспокоились, пригласили врача. Врач осмотрел девочку и сказал:

– Могу вам объявить, госпожа, дочь ваша заболела оспой.

– Она выздоровеет? – спросили у него госпожа Ван и Фын-цзе.

– Болезнь серьезная, – ответил врач, – но протекает благополучно, и опасности