Фын-цзе тотчас же принялась хлопотать: она подмела комнаты, совершила жертвоприношения богине оспы, строго запретила домашним жарить на масле и сделала другие необходимые распоряжения. Пин-эр получила приказание перенести постель и одежду Цзя Ляня в отдельный домик, где он должен был жить во время болезни дочери. Служанки получили отрез красной материи на платья.

Прихожая была чисто убрана, и в ней разместились два врача, которые ухаживали за девочкой. В течение двенадцати дней никому не разрешалось входить в дом.

Цзя Ляню волей-неволей пришлось жить в своем внешнем кабинете. Фын-цзе, Пин-эр и госпожа Ван ежедневно приносили жертвы богине.

Живя отдельно от Фын-цзе, Цзя Лянь заскучал. После того как он две ночи проспал один, ему стало невмоготу, и он принялся размышлять, как бы удовлетворить свое желание.

В это время во дворце Жунго жил бесшабашный пьяница-повар по имени До Гуань. Это был тщедушный, трусливый и никчемный человек, за что ему дали прозвище «дурачок До». Года два назад родители взяли ему жену, которой в настоящее время исполнилось двадцать лет. Она обладала некоторой привлекательностью и отличалась легким поведением, или, как говорят, «любила срывать цветы и шевелить траву». «Дурачок До» сквозь пальцы смотрел на ее безобразия – было бы только вино, закуски да деньги, а все остальное пустяки. Поэтому во дворцах Нинго и Жунго все, кому было не лень, обладали его женой, и так как эта женщина была необычайно обольстительной и легкомысленной, ее прозвали «До гунян» – «Барышней для многих». Вот о ней-то и вспомнил сейчас Цзя Лянь.

Надо сказать, что Цзя Ляня при виде этой женщины давно уже одолевало желание, но он не решался домогаться ее, так как побаивался своей женушки, да и было ему неудобно перед слугами. «Барышня для многих» в свою очередь тоже питала определенные намерения насчет Цзя Ляня и ждала только удобного случая для их осуществления. И сейчас, когда Цзя Лянь переселился в свой кабинет, она, как бы от нечего делать, раза три-четыре забегала к нему.

Возбужденный до предела, Цзя Лянь был похож на голодную крысу. Ему оставалось только договориться с одним из доверенных слуг, пообещать ему денег, чтобы тот устроил свидание. Слуга охотно согласился, едва лишь услышал о деньгах. К тому же между слугой и этой женщиной существовала давняя связь, поэтому стоило ему сказать слово, как все было улажено.

В тот вечер, когда минуло время второй стражи, пьяный «дурачок До» валялся на кане и все в доме улеглись спать, Цзя Лянь тайком проскользнул на свидание.

Увидев женщину, Цзя Лянь потерял над собой власть. Он даже не стал изливаться в своих чувствах, а порывистыми движениями сбросил с себя халат и начал действовать.

Женщина эта обладала от природы удивительной особенностью: стоило мужчине прикоснуться к ней, как тело ее сразу расслаблялось и становилось мягким, как вата; а медовыми речами и изощренностью движений она превосходила гетеру. В эту минуту Цзя Лянь сожалел только о том, что не может целиком раствориться в ней.

Между тем женщина нарочно нашептывала ему на ухо:

– Твоя дочь больна, в доме приносят жертвы богине, и тебе следовало бы денька два воздержаться. Зачем ты оскверняешь свое тело? Уходи!

Стараясь изо всех сил, Цзя Лянь отвечал ей прерывающимся голосом:

– Какая там богиня! Моя богиня – ты!

Женщина стала еще больше изощряться, да и Цзя Лянь стремился показать, на что он способен.

Когда все было окончено, они принялись без конца клясться друг другу в любви и никак не могли расстаться. Отныне между ними установились самые близкие отношения.

Двенадцать дней пролетело незаметно. Да-цзе постепенно стала поправляться, и все приносили благодарственные жертвы небу и предкам, воскуривали благовония, согласно данному обету, принимали поздравления, раздавали подарки. Цзя Ляню снова пришлось перебраться в спальню. Но как только он встретился с Фын-цзе, то сразу почувствовал, как верна пословица: «Новая жена хуже старой, с которой долго не виделся»! Незачем рассказывать, каким ласкам и наслаждениям предавались они в ту ночь.

На следующее утро, когда Фын-цзе отправилась к матушке Цзя, Пин-эр занялась уборкой одежды и постели Цзя Ляня и неожиданно обнаружила в подушке прядь черных волос. Она сразу поняла, в чем дело, спрятала волосы в рукав и вошла в комнату, где находился Цзя Лянь.

– Что это такое? – осведомилась она, показывая ему волосы.

Смущенный Цзя Лянь бросился к ней, намереваясь отнять волосы, но Пин-эр попятилась к двери. Цзя Лянь настиг ее, повалил на кан и начал отнимать.

– Эх ты бессовестный! – засмеялась Пин-эр. – Ведь я их специально спрятала, чтобы никто не заметил, и пришла тебя спросить, а ты рассердился! Вот погоди, пожалуюсь твоей жене!

Цзя Лянь засмеялся и стал просить прощения:

– Извини, дорогая, я больше не буду!

Не успел он произнести эти слова, как послышался голос Фын-цзе. Цзя Лянь понял, что отнять волосы ему не удастся, но и отпускать Пин-эр нельзя было, и он только торопливо прошептал:

– Милая, не рассказывай ей!

Пин-эр встала с кана. В этот момент вошла Фын-цзе и приказала ей:

– Принеси шкатулку с образцами узоров, они понадобились старой госпоже.

Пин-эр кивнула и занялась поисками шкатулки. Фын-цзе, заметив Цзя Ляня, спросила у нее:

– Ты все вещи принесла из кабинета?

– Все, – ответила Пин-эр.

– Ничего не потерялось?

– Ничего. Я внимательно проверила.

– Может быть, нашла что-нибудь лишнее? – поинтересовалась Фын-цзе.

– Нет. Откуда может быть лишнее?

– В последние дни трудно было поддерживать порядок в доме, – улыбнулась Фын-цзе. – Кто-нибудь из друзей мог забыть платок или какое-нибудь кольцо.

Лицо Цзя Ляня, стоявшего за спиной Фын-цзе, от волнения пожелтело. Он бросал на Пин-эр умоляющие, полные отчаяния взгляды. Однако Пин-эр притворялась, что ничего не замечает, и, улыбаясь, говорила Фын-цзе:

– Вот удивительно! Ведь я подумала то же самое, что и вы, госпожа! Мне тоже показалось, что так может случиться, и я тщательно осмотрела все, но не обнаружила абсолютно ничего. Если вы, госпожа, не верите мне, можете поискать сами!

– Глупая ты! – засмеялась Фын-цзе. – Даже если у него что-нибудь и есть, разве он положит в такое место, где мы могли бы найти?

С этими словами она взяла из рук Пин-эр шкатулку с образцами узоров и вышла из комнаты. Пин-эр, коснувшись пальцами своего лица, как бы стыдя Цзя Ляня, покачала головой:

– Чем ты отблагодаришь меня за то, что я для тебя сделала? Отвечай!

На лице Цзя Ляня засияла радостная улыбка, он заключил Пин-эр в объятия, восклицая