– Сильнее, чем когда-либо, дорогой Пауль. Но я должен дать ей время. Она прежде должна прийти в себя, справиться со своими страхами. При этом я хотел бы, насколько получится, быть рядом. И… конечно, надеюсь, что она ответит взаимностью…

Пауль глубоко вздохнул и помолчал. Он думал о том, что ему сказала Мари: Китти продолжает думать о французе. Забудет ли она его? Возможно. Но полюбит ли Альфонса? На то у Пауля были свои соображения.

Альфонс улыбнулся чему-то и зашуршал газетой.

– Глубоко в ней живет маленький пугливый ребенок, – сказал он. – Она пытается замаскировать его разными способами, изображает гордыню, самоуверенность, наряжается в клоуна, художницу – ролей не счесть. Но понять ее в состоянии лишь тот, кто под всеми масками разглядит маленькую девочку и возьмет ее на руки.

«Аминь, – подумал Пауль. – До чего же он хороший, добрый юноша. Надеюсь, Китти его не разочарует».

– Могу и я кое о чем спросить? – подал голос Альфонс.

– Почему нет?

– Может так быть, что тебе нравится красавица Мари?

Теперь Пауль задумался, как бы ответить, чтобы не сказать лишнего.

– Этого не скроешь, правда? Да, признаю, так и есть.

На лице Альфонса отобразилось недовольство, он надел очки и стал просматривать биржевые отчеты.

– Мне немного жаль девушку, – тихо проговорил он. – Но, конечно, это не мое дело.

– Спокойной ночи.

Пауля рассердила реплика Альфонса, но настроения убеждать его в искренности своих чувств к Мари у него не было. Он повернул выключатель рядом с постелью и подтянул одеяло. Ехать было далеко, а день завтра обещал быть трудным.

VI

Май 1914

45

Возвращение Китти на виллу было подобно театральному представлению. Словно вернувшаяся из далеких стран героиня, она приветствовала прислугу, собравшуюся в холле. Господи, все знали, что она сбежала с мужчиной. И, конечно, у всех на этот счет было свое мнение. Однако по Китти не было видно, что она раскаивается или стыдится – она смеялась, говорила с каждым отдельно, ей представили нового, сменившего Роберта, камердинера, и она захлопала в ладоши, узнав, что два дня назад Августа родила маленькую девочку.

– Где? Где? Я хочу ее увидеть!

Августа вышла из кухни с младенцем на руках, ее полнота еще не спала, но роды горничная, кажется, перенесла хорошо.

– Только посмотри, Мари! – воскликнула Китти вне себя от восторга. – Какая сладкая! Какие маленькие пальчики. И ротик. И ушки… Неужели из этого однажды вырастет взрослый человек?

– Желаю тебе счастья, Августа, – сказала Мари. – Ты уже дала ей имя?

Августа улыбнулась бодрой, слегка вызывающей улыбкой.

– Ее зовут Элизабет.

– Элизабет? – с тихой ревностью воскликнула Китти. – Какое красивое имя. В таком случае моя сестра, наверное, станет ей крестной, да?

– Она мне обещала, фрейлейн.

На верхней ступеньке показалась Алисия, которая не смогла усидеть в комнатах. Какая встреча! Пауль был рад, что Альфонс попрощался с ними еще на вокзале: душераздирающий спектакль, слезы, взаимные признания вины между матерью и дочерью предназначались для узкого семейного круга.

– Неужели ты опять с нами?!

Элизабет тоже встретила сестру на удивление приветливо, обняла и призналась, что скучала в ее отсутствие. И как же замечательно, что вся семья снова в сборе.

– Пауль, где ты там? – позвала Китти. – Мой Поль! Все только благодаря тебе. Тебе и Мари. Куда она исчезла?

Мари уже занималась багажом, они с Хубмертом поднимали его наверх для распаковки. Наблюдая за этим, Пауль испытывал двойственные чувства. Ему не нравилось, что Мари возится с тяжелым чемоданом. Но ведь по-другому она не захотела.

Потом он вместе с Китти, Элизабет и мамой сидел в столовой, где им накрыли обильный второй завтрак, и то и дело дополнял подробностями цветистые рассказы Китти.

– Париж – это мечта, мама. Мы непременно должны как-нибудь туда съездить, и ты тоже, Лиза. Уже ради одного только Лувра стоит. Но прежде всего – атмосфера знаменитого города, мода, магазины, люди со всего света. Конечно, французы там тоже есть…

– Пауль, позвони быстренько на фабрику, – попросила его мать. – Скажи отцу, что Китти приехала.

Пауль послушно пошел к телефону в кабинет отца и попросил соединить с ним.

– Пауль? Ты когда вернулся?

Отец говорил нервно. Неужели очередная машина вышла из строя?

– Полчаса назад, отец. Китти снова дома, сидят с мамой и Лизой завтракают. Ты, может, хочешь…

– Приходи на фабрику как можно скорее, – перебил его Иоганн. – Ты мне нужен. И скажи Алисии, что обедать я не приду. – И с легким щелчком повесил трубку.

Да уж, абсолютно в духе папы. Ни слова о возвращении Китти. Ни ответа, ни привета. Только сухое замечание, что не придет обедать. Бедная Китти, похоже, над ее головой собираются грозные облака отцовского торнадо. Курсы машинисток-стенографисток, сестер по уходу за грудными детьми или медицинских сестер стали бы для нее самым безобидным вариантом. Или он сошлет Китти к тете Хелене и дяде Габриэлю, или вообще в поместье в Померании к дяде Рудольфу и тете Эльвире.

В столовой Пауль застал обеих сестер в объятиях друг друга, тут же ему сообщили, что Клаус фон Хагеман сделал Элизабет долгожданное предложение. Для Китти это известие стало невероятным облегчением, она призналась, что все время чувствовала себя виноватой. Она всеми святыми клялась, что никогда никаких чувств по отношению к лейтенанту не испытывала, хотя Элизабет не верила ей ни на минуту.

– Лиза, между нами было так много недопонимания!

– Бог свидетель, Китти, как ты права. Но теперь с этим покончено…

– Раз и навсегда! Ты уже знаешь, что наденешь на помолвку? Голубое? Или темно-зеленое?

– Ну нет. Мари придумает мне платье, мы с мамой уже купили ткань.

Поскольку бедняжка Мари еще не знала этой грандиозной новости, сестры побежали в комнату Элизабет рассматривать ткань и всякие воздушные кружева. После того как дверь за ними затворилась, Пауль с матерью остались наедине.

– Он придет в воскресенье, – наконец произнесла Алисия и допила остатки кофе. – Официально просить ее руки.

Было непохоже, что мать в восторге по поводу предстоящего торжества. Отец, скорее всего, тоже не особо рад. Во-первых, ему претил благородный титул фон Хагеманов, во-вторых, кроме перспектив повышения по службе лейтенант мало что мог привнести в их союз с Элизабет. Но прежде всего Иоганн Мельцер не мог простить молодому человеку то, с каким пренебрежением он отнесся к его старшей дочери. После побега Китти Хагеманы, как и многие другие так называемые друзья, перестали общаться с Мельцерами. У Пауля появилось нехорошее подозрение,