Коржевиц. Тогда Яр в последний раз оживлял огонь-меч и использовал Вихрь. Сейчас лежат в трюме железной птицы вместе с другими волшебными штуками древних.

Ради атмосферника свою крепость и строил в первую очередь. Стоит серой тушей за толстыми стенами, занимает собою весь внутренний двор. Туда из дома даже прохода не сделано. Только поверху можно добраться. Желающих поглазеть на чудесное чудо давно не осталось – все знают, что он не покажет. Фернандо и тот не суется, хотя ему-то и можно как раз. Древний, как никто другой, понимает, что без Звездных камней все эти волшебные вещи – бесполезный хлам.

А кристаллы Яр так основательно спрятал, что без него найти их нет ни единого шанса. Нечего по пустякам силу древних на помощь звать. Самим вперед шагать надо. Развиваться умом, копить знания, создавать новое. Придет время – достанет Осколки звезды. А пока…

– Яр, ну сколько ждать можно? – послышалось сверху. – Без тебя сейчас все умну.

– Иду, Ясек, иду.

Он шагнул за порог и его сразу же обдало приятной прохладой. Как же все-таки хорошо дома! И эта его мысль относилась не только к каменному жилищу, к покрытой цветами поляне и к бескрайней стене гор за ней. Нет, Яр имел в виду всю Долину – его истинный дом. За свой дом, свое счастье и свой народ он пойдет на все. В том числе на предательство, что доказано и о чем лучше не вспоминать никогда. Боги рассудят в посмертии. Боги простят.

На какой-то момент Яр забыл, что богов у них нет, но уже миг спустя снова вспомнил и довольно прищурился. Время – лучший судья. Лишь оно и потомки. Хорошо он поступил или плохо, решать в любом случае не ему. И это прекрасно. Хочется просто жить и своей простой жизни радоваться.

Яр глубоко втянул носом ползущий по коридору аромат. Тушеный с луком и черемшой кролик… Что может быть лучше? Только мир и благоденствие в родном доме. Но это у него уже есть, и живот голосует за кролика. Кто он такой, чтобы не прислушиваться к мнению своего живота? Яр в три прыжка залетел на второй этаж, где у них была печь с дымоходом.

Любимая женщина, вкусная еда на столе и никаких гнетущих сильнее необходимого забот – вот оно настоящее счастье. Он добыл его себе, а все остальное к Зарбагу.