Сам Вим рассказывал мне, что Виллем Эндстра пытается убрать его с помощью братьев Пичени и Маленького и Большого Виллемов, и охота на него была в полном разгаре.

Был еще случай, когда сын Средана «Сержа» Мирановича пришел разрядить в него свой пистолет в ресторан «Кобе» в отместку за смерть отца. Так что и помимо Миремета с его кланом, людей, желавших прикончить Вима, более чем хватало.

Как-то раз его хотели убить на Вестерстраат, где он был с мамой. Тогда он собирался писать заявление в полицию. И еще в тот раз, когда мы с ним сидели ресторане на улице Ван Ваустраат, и внимательно рассматривавший нас парень потянулся к карману.

Я действительно верю, что ему много раз удавалось избежать смерти. Понятно, что ему кажется, что таких случаев было не меньше сотни.

Вим выжил в том числе и благодаря тому, что у него не было какого-то определенного режима и регулярно посещаемых мест, а вместо постоянного адреса был целый перечень квартир, где он мог остановиться.

Он мог пожить в арендованном у приятеля-врача доме в Хейзене, у Мэнди в Утрехте, иногда у Майке в Амстердаме, в хейзенском отеле «Ньюпорт» с Никки, у своей новой пассии Марике в западной части Амстердама и у Джилл в Йордаане. А кроме этого, был еще и дом Сандры.

У него не было определенного места жительства. Место работы по определенному адресу заменяли бесконечные перемещения на скутере. Встречи назначались в оживленных барах и ресторанах, где было столько народу, что ни один киллер не стал бы открывать там огонь. Он никогда не назначал встречи заблаговременно и всегда изменял время и место или вовсе отменял их, если чувствовал что-то не то.

Машину перед домом заменял гараж, в который столь ненавистный ему сын Сандры ставил его скутер на ночь. Он же выгонял его по утрам, поскольку Вим считал это слишком опасным для себя занятием. А со скутером в гараже было непонятно, в доме он или нет.

Так что устроить на него засаду было невозможно. Его телефон был заблокирован на любые входящие звонки, он всегда звонил сам. А с вынутой батарейкой отследить его перемещения по телефону тоже было нельзя.

Со мной все обстояло иначе. Мое местонахождение можно определить — у меня есть квартира, из которой я выхожу и в которую возвращаюсь, машина, которую я паркую рядом с домом, и офис, где я работаю. Прежде всего, офис, где меня может найти кто угодно и в любое время. Именно этот аспект моей жизни вынуждал меня соблюдать определенный график.

Ночевать дома меня никто не заставлял. Не было никакой проблемы и в том, чтобы пользоваться другими средствами передвижения. Но вот работа — она действительно могла меня убить. Я была не в состоянии в последний момент отменить или отложить судебное заседание. Они жестко планируются на несколько месяцев вперед. Бывают дела с клиентами, подвергшимися задержанию, и откладывать их означало бы продлевать их, возможно, безосновательное содержание под стражей. Это противоречило бы моим адвокатским обязанностям.

Я не могла мгновенно организовать посещение клиентов в тюрьме или нанести им неожиданные визиты. Они знают, когда я приду, надо планировать это заблаговременно, и это нельзя делать без предупреждения. Я работала по делу вместе с клиентом, и такое сотрудничество требовало координации, поэтому всем было известно, где я нахожусь. Не только клиентам, но и их сокамерникам, их семьям и тюремному персоналу. Это целая толпа, в которой вполне мог найтись один жадный персонаж, готовый сдать меня за скромную мзду. Кто-то, никак не связанный со мной, мог захотеть сделать Виму любезность и сдать меня киллеру. Оставаться адвокатом по уголовным делам, не встречая повязанных с ним людей, было не возможно.

А что, если Вима переведут со строгого режима в исправительное учреждение, где он сможет общаться с пацанами? Ему не составит особого труда использовать этих пацанов для собственных целей. Зачастую это легко внушаемые люди недалекого ума или с психическими отклонениями, которые пойдут ради своего кумира на все.

По мере развития событий все будет становиться лишь опаснее.

Я любила свое дело. Но в то же время оно связывало меня с миром, который, как я понимаю, предоставлял массу возможностей выследить и устранить меня. Из-за этого я и раньше боялась угодить в какую-нибудь ловушку.

Сразу же после того, как стало известно о наших показаниях, я занималась делом одного клиента. Его история давала основания предполагать, что он может представлять для меня опасность. В тот день я должна была идти вместе с ним на судебное заседание, и мне было очень тревожно.

На всякий случай в машине я была в бронежилете. Время моего приезда было известно заранее, и подойти ко мне на ступеньках здания суда не составило бы никакого труда. Поскольку я адвокат, то не обязана проходить сквозь рамку металлоискателя. Зайдя внутрь, я переоделась в обычную кофту в туалете. После заседания я снова сменила кофту на бронежилет, незаметный под верхней одеждой. Так что до машины можно было проследовать в относительно защищенном виде. Ничего не случилось.

Но любые, даже вполне рядовые ситуации внушали мне страх, и это затрудняло мою работу. Кто-то из клиентов вопреки моей рекомендации пожелал присутствовать в суде, но не стал заходить непосредственно в зал. Я тут же насторожилась, подумав: а не хочет ли он таким образом указать на меня, чтобы после заседания я стала легкой добычей?

Назначая встречи вне офиса или суда, я в последний момент изменяла место или приезжала на полчаса раньше, чтобы оценить обстановку. В сложившихся обстоятельствах я рисковала жизнью, и мне следовало постоянно быть начеку.

Но я стала уставать от этого и перестала испытывать удовольствие от работы. Мне было понятно, что такой образ жизни угрожает моему существованию. Сперва я не собиралась сдаваться, хотела продолжать работать, но это было легкомыслием.

В тот же день я написала своему партнеру, что я ухожу.

Мой партнер, с которым мы на протяжении двадцати лет отмечали Рождество и Новый год. Мой партнер, который прошел со мной через все — смерть Кора, судебное преследование, мои свидетельские показания — и всегда был готов помочь. Мой партнер, которого я ни разу даже в щечку не чмокнула и который ни разу не чмокнул в щечку меня, поскольку нас связывали чисто дружеские отношения. Мы оба были противниками любых неожиданностей, и в первую очередь непрошеных физических контактов. Мы оба терпеть не могли бывать в обществе, а если отказаться от приглашения было невозможно, то шли вместе.

Мой партнер — единственный, кто никогда не обманывал ни меня, ни кого-либо еще. Его невозможно было бы уличить даже во лжи во спасение. Он был порядочен до старомодности.

Я написала моему партнеру, потому что не смогла бы говорить с ним об этом: приняв это решение, я была способна лишь рыдать.

На протяжении двадцати лет мы каждый день были вместе, а теперь все кончилось. Я одна. И опять мой брат диктует мне, как жить. Теперь я потеряла самое ценное, что у меня было, не считая семьи.

В этот же понедельник я проинформировала своих коллег и секретаршу. Секретарша была мне подругой, и мы с ней прекрасно ладили. Расстроенные неизбежным расставанием и невзгодами судьбы, мы с ней всплакнули.