Я и впрямь так думаю, но на самом деле хочу сказать этим нечто другое: я люблю тебя, сестричка, и без твоей любви я пропаду.

Это правда. Вместе мы прошли через очень многое, столько всего пережили и такого навидались. Она единственный в мире человек, которому я полностью доверяю, и я даже думать не хочу, что будет, если ее не станет.

— Бокс, мы не позволим ему победить. В следующий раз надень, пожалуйста, бронежилет, ладно?

14 марта 2016 года

Раз уж я сижу дома, надо пользоваться этим вовсю. Я звоню Фрэнсис и прошу ее привезти мою маму, а также мясо, закуски, хлеб и фрукты. Я хочу устроить семейный обед. Соня и Ричи уже здесь. По совету Сони, я попросила Мильюшку больше не приезжать — они могут принять ее за меня.

Мы не похожи внешне, но движемся и ведем себя одинаково, поэтому они могут нас перепутать. Так что своего ребенка и внуков я не вижу.

Маме мы не стали говорить о грозящей нам опасности: ей уже восемьдесят, и она может не перенести такую новость. Меньше знаешь — крепче спишь. Поэтому она просто радуется, что вокруг нее дети, внуки и правнук. Мы едим, пьем и веселимся, нам хорошо вместе. Я радуюсь, видя, как маме это приятно.

Когда они собираются уходить, мама подходит ко мне и говорит:

— Фрэнсис сама на себя не похожа, ведет себя как-то странно. Не знаешь, что с ней?

Моя дорогая мамочка. Она видит Фрэнсис насквозь, потому что они вместе с ее младенчества. Они до сих пор тесно общаются, каждый день созваниваются и минимум раз в неделю придумывают что-то вместе. Между ними существует особая связь, и мама сразу видит, если с Фрэнсис что-то не так.

— Да нет, просто какие-то мелкие дрязги с Соней. Мама и дочка, ну ты же понимаешь. Это ненадолго, не беспокойся, мамуль, — вру я.

Я провожаю всю компанию до дверей. Фрэн идет последней и перед выходом обнимает меня, тихо плача.

— Мам, давай-ка спускайся, а то им придется целый час тебя ждать внизу, — поторапливаю я маму, чтобы она не увидела плачущую Фрэнсис.

— Не плачь, милая, все будет хорошо.

Я пытаюсь утешить Фрэн. Бедная девочка, всю свою сознательную жизнь она живет со страхом надвигающейся гибели своих близких. Какое же это тяжелое бремя для ребенка!

— Ты же не думаешь, что я позволю ему себя убить?

— С папой-то у него получилось, и тебя потерять я не хочу! — ревет она.

— Так не будет. Нужно просто в это поверить. Давай иди к бабуле, а то она догадается, что что-то не так.

— Я тебя люблю, — всхлипывает Фрэн.

— И я тебя, милая, — говорю я с комком в горле и выталкиваю ее из дверей, чтобы не разрыдаться в ее присутствии. Ради нее я должна быть сильной.

Сколько горя.

15 марта 2016 года

Я не выходила из дома с момента, когда узнала, что иду под первым номером в расстрельном списке Вима. Но я же не могу до конца своих дней сидеть взаперти. Мне нужно было придумать способ обезопасить себя вне дома, раз уж мне объявлена война. Единственное, что пришло мне в голову, — использовать при выходе на улицу боевое снаряжение. У меня уже был бронежилет, защищающий жизненно важные части тела, и теперь я стала искать в Интернете средства для защиты головы и шеи. Все это удалось найти достаточно быстро. Я выбрала себе шлем и шейный воротник.

В тот день у меня гостили Ричи и Соня, и Ричи поинтересовался, чем я занимаюсь.

— Покупаю себе бронешлем, чтобы отбивать головой пули. К нему бесплатно дают защиту шеи, так что получается два предмета по цене одного, — пошутила я, чтобы разговор не принял серьезный характер.

Это не предмет для обсуждения с юношей его возраста, но дети знали, что может случиться. Заказывать шлем на свое имя было бы неправильно — так можно навредить следствию. Не может быть полной уверенности, что информация о покупке Астрид Холледер защитного снаряжения не утечет на сторону и не послужит наводкой для киллера.

Чтобы забрать шлем и воротник, я снарядила очень милого молодого человека, который не мог вызвать подозрений, что использует эти штуки каким-то нехорошим образом. Ему продадут все это без всякой задней мысли. В пять вечера он позвонил в дверь.

— Все прошло нормально?

— Да. Получил и шлем, и ошейник. — С этими словами он вручил мне большой синий мешок.

— Отлично! — сказала я и вытащила их из мешка. — Будем надеяться, что окажутся впору.

Я излишне резко водрузила шлем на голову и незамедлительно набила себе шишку. Ну что же, вроде довольно надежно. Попрактиковавшись и отрегулировав застежки, я смогла правильно подогнать шлем.

С защитой шеи все было гораздо проще. Все подошло, но выглядела я дико. Я буду выделяться в толпе, как телеграфный столб в чистом поле. Ходить в таком виде нельзя, но в сложившихся обстоятельствах придется.

Я достала из гардероба большую шаль и обмотала ей шлем и воротник. Получилось что-то вроде хиджаба, маскирующего защиту.

— Ну вот. Так получше, — сказала я сама себе.

17 марта 2016 года

Мне звонят сообщить, что неисправна моя камера видеонаблюдения, направленная на улицу. Безопасники считают, что причиной может быть обрыв кабеля. Это меня пугает. Если это действительно так, вполне возможно, что кабель перерезал тот, кто следит за мной и не хочет попасть на камеру.

Я посылаю сообщение Питу. Пишу, что он должен об этом знать, поскольку сейчас я еду домой. Если что-то случится, им нужно будет учесть этот факт в материалах следствия.

Бронежилет уже на мне. На подъезде к дому начинает барахлить двигатель моей машины. Только этого не хватало! Они что, еще и с машиной нахимичили? Сначала камера, теперь мотор. Страх отзывается спазмом в желудке. Но останавливаться тоже нельзя.

Я надеваю свой ошейник и достаю шлем. Выбираю дорогу мимо полицейского участка, чтобы помощь была рядом, если машина заглохнет окончательно. Собираюсь бросить машину и побежать зигзагом между домами.

Теперь меня преследует какая-то машина. Пот течет с меня градом, сердце вырывается из груди. Я постоянно смотрю в зеркала. Машина продолжает висеть у меня на хвосте. Я заезжаю на круговую развязку и делаю круг, чтобы понять, действительно ли преследует меня эта машина.

Делать это на машине с неисправным двигателем рискованно, но мне надо убедиться. Я проезжаю мимо всех выездов с круга, а шедшая сзади машина, к счастью, уходит на один из них. Я становлюсь параноиком.

В обитаемый мир я въезжаю удручающе медленно. Улицы освещены, и мое настроение становится от этого получше. Я паркую машину, надеваю шлем и вхожу в дом.

Как я и говорила: ему пожизненное, но и мне тоже. Хотя я искренне надеюсь, что он проживет значительно дольше моего.

Всю ночь я проворочалась в поту. Меня потряхивало, и я выпила аспирин, надеясь, что это поможет.