Люсия опустила голову.

— Не могла же я бросить ребёнка на улице. У Катрин жар, а там экипажи, всадники, она бы могла попасть под лошадь. Стать жертвой плохих людей.

— Вы могли привезти её к дому, даже постучаться в дверь, — продолжал Толстой.

— Я должна была дать объяснения, рассказать о том, что произошло с вашей дочерью и отчего я не привезла её к вам ещё вчера. На самом деле я не уверена, что Катрин не заболеет после этого приключения, поэтому я должна была изложить всё как есть, дабы ваши медикусы могли составить план лечения.

— Это очень разумно и благородно, — ободрил её Ушаков. — Но прошу вас, начинайте. Расскажите о себе с самого начала.

— Моё имя Люсия Гольдони, но вы, должно быть, это и сами знаете, — начала она. — До недавнего времени я служила на театре у светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова.

— Как вы попали в театр?

— Меня с детства учили петь, декламировать и танцевать, поэтому, когда пригласили в театр, мы стазу согласились. Моя мама была некоторое время, как бы это сказать, фавориткой князя, но в результате предпочла ему другого человека.

— Могу я узнать его имя?

— Сергей Олегович Берестов. — Люсия закашлялась и поспешно отпила глоток из своей чашки.

— Вы узнали это от своей матери?

— Мама упоминала имя Берестова, но никогда не утверждала, что он мой отец. Я думаю, боялась мести его сиятельства, который нас, по сути, содержал.

— Как вы считаете, это ваша матушка просила князя взять вас в труппу?

— Он сам время от времени посылал справиться о нашем здоровье. Во всяком случае, у нас дома либо не было денег совсем, либо мама покупала дорогие вина и красивую одежду для нас двоих. Моё назначение я тоже приписываю их давней... дружбе.

— А про Берестова вы когда узнали? — Ушаков подвинул пустую чашку, и служанка налила ему горячего чая.

— Я уже говорила, что я слышала эту фамилию от матери, — насупилась Люсия, — а потом, в прошлом году, приехала Мария Берестова, вот она и рассказала мне, что на самом деле у нас общий отец и она желает забрать меня к себе. На самом деле мне неплохо жилось в театре. У меня были друзья: Кармен, Антон Сергеевич — они так опекали меня, словно я была их родная дочь. Смешно сказать, когда на Святки один офицер увлёкся мной, наш суфлёр — Антон Сергеевич спал под моей дверью, «дабы враг не прошёл». Так и сказал. — Она улыбнулась сквозь слёзы. — Вы ведь знаете, какое мнение сложилось об актрисах, вот меня все и защищали, берегли, будто бы я особенная, будто бы что-то такое для них значу.

— Хотите сказать, что и Светлейший ни разу не попытался добраться до вашей светёлки? — поднял мохнатые брови Толстой.

— Ни разочка! Могу поклясться на святом распятье.

— Вот те раз, выходит, стареет Александр Данилович, в прошлые годы он ни одной юбки не пропустил.

— Я клянусь вам. — Его сиятельство в театр часто заходил, меня подзывал, расспрашивал, как мне живётся, может, чего не хватает? А я в ответ, мол, всем довольна.

— Ну-с, приехала Берестова, что дальше? — торопил её Ушаков.

— Мари сказала, что была страстно влюблена в одного господина, он гостил в Польше, и в первый раз она увидела его на балу, устроен ном в доме Загряжских. Этот господин был старше Мари. Но он читал ей стихи и был так куртуазен, так пленителен, что она не выдержала и предалась бурной страсти, результатом которой стал Даниэль. Покидая мою сестру, её возлюбленный открыл ей своё настоящее имя и то, что он женат.

— А мы можем услышать его имя? — Уверенный, что речь шла о Загряжском, Ушаков с трудом переваривал новую информацию.

— Это Александр Данилович Меншиков, Светлейший князь. — Люсия уставилась в пол.

Друзья ошарашенно молчали.

— До того, как Мари рассказала мне свою историю, я думала, что его сиятельство — хороший человек, что мы все должны за него Богу молиться. Сестра поведала о беременности своему, то есть нашему, отцу, и тот был вынужден спрятать её в имении. Когда же она родила Даниэля, Меншиков забрал ребёнка, пообещав, что подыщет для него семью и даст содержание. У нашего отца, то есть у Сергея Олеговича, было больное сердце, у Мари тоже. А вот у меня, мне кажется, ничего никогда не болело, разве что в детстве коленки разбивала да простужалась иногда.

А потом князь Меншиков вызвал в Санкт-Петербург Артемия Григорьевича Загряжского, дабы он поступил в гвардию, Мари дружила с Загряжскими и очень горевала без них. Через год Артемий Григорьевич вернулся по делам в Краков и рассказал, что в прошлом году Меншиков привёз из Польши своего незаконнорождённого сына, которого поместил в свой театр, в семью нашей актрисы Кармен. У неё столько своих детей, что одним больше, одним меньше — уже никто не считает. Вот тогда Сергей Олегович и рассказал Мари о том, как вместе с этим самым Меншиковым они добивались благосклонности одной итальянской актрисы, моей матери. Что от страстной любви у них родилась дочь, но Меншиков считал, что это его ребёнок, и Сергею Олеговичу пришлось попросить, чтобы его перевели в другой полк, лишь бы не навлечь неприятности на родное дитя.

Сестра сказала, что отец всё же следил за мной и знал, что князь поместил меня в свой театр. Представляете, каково ему было узнать, что не только его дочь служит у его заклятого врага, но и внука отдали в тот же театр?! — Люсия сверкнула глазами.

Поэтому Мари поклялась забрать и меня и Даниэля. Но если со мной всё просто, о Даниэле она должна была договориться особо. Чтобы не преследовал, не отнимал. Кто мы и кто он?!

В прошлом году, когда Мари приехала в Санкт-Петербург и зашла ко мне после спектакля, она не застала Меншикова, так как тот был в отъезде.

— Мы слышали, в этот приезд ваша сестра заручилась поддержкой какого-то важного господина, который должен был убедить Меншикова отдать ребёнка.

— Да, этим господином был граф Феникс, Джузеппе. Это замечательный человек. Он получил приглашение от её императорского величества и рассчитывал просить её помочь в этом деле. Джузеппе, граф Феникс, снял для Мари небольшой домик, где она должна была ждать его, нанял Полин. Предполагалось, что, добравшись до Санкт-Петербурга, Мари присоединится к нему под видом итальянской дамы. Мари превосходно говорит на итальянском. В крайнем случае они вместе должны были пасть к ногам Екатерины Алексеевны, умоляя её отдать им ребёнка.

— Хороший план, — одобрил услышанное Ушаков. — Главное, вполне законопослушный.

— Мари прибыла на день раньше, чем это запланировал Джузеппе, и провела ночь в гостинице. Наутро местная служанка одела и причесала её, после чего помогла сестре довезти её вещи по известному ей адресу. Устроившись там, она первым делом отправилась к Меншикову, но тот потребовал, чтобы она отстала от него, пригрозив, что собственными руками удавит и её и меня, и Даниэля.

— Но вы же говорили, что Александр Данилович считает вас своей дочерью? — усомнился Толстой.