— Могла привезти к дому и оставить перед дверью, что бы с ней тут приключилось? — пожал плечами Толстой.

— Значит, не могла. В конце концов, если Катька была пьяной, вряд ли Люсия не учуяла запах и не поняла, что с девочкой помимо промокшей одежды что-то не так. В любом случае она хотела удостовериться, что поступила правильно и ребёнок возвращён в семью. Впрочем, если Катерина не разболеется теперь, можно будет расспросить её что да как.

Толстой кивнул.

— Почему ты сказал «так называемая сестра»? — после недолгого размышления поинтересовался Пётр Андреевич.

— Да потому, что Люсия Гольдони не имеет ровным счётом никакого отношения к семье Берестовых, — расцвёл улыбкой Ушаков. — До сегодняшнего дня не имела, пока я милостиво не позволил ей именовать себя подобным образом, ну и пока она не взялась опекать сына Марии Сергеевны.

— Не дочь Сергея Берестова? — не поверил Толстой. — Но ведь он сам признался Марии.

— А ты это признание слышал? — рассмеялся Ушаков. — Может быть, покойный Берестов теперь восстанет из могилы, чтобы подтвердить сей факт? В том-то и дело, что Люсия — дочь Светлейшего, а никак не Сергея Берестова.

Ушаков сделал паузу и, так как Толстой не нашёлся что ответить, продолжил:

— Мы знаем, что за итальянской актрисой волочились одновременно Берестов и Меншиков. Полагаю, дама ответила благосклонностью обоим поклонникам, но, согласно неписаному закону природы, только от одного могла иметь дочь. Не исключаю, однако, что сия хитрая особа сказала Берестову, что девочка от него, а Меншикову, что это его ребёнок.

— Ага, чтобы стянуть с обоих сколько хочет денег, — закивал Толстой. — Но с чего ты делаешь вывод, будто бы она всё-таки дочь Меншикова? Свою бы дочь он, наверное, воспитывал в какой-нибудь семье, а потом дал ей приданое и выдал замуж.

— А зачем отнимать ребёнка от матери, которая не возражает его воспитывать? — парировал Ушаков. — По словам Люсии, у них в доме либо совсем не было денег, либо они вдруг откуда-то появлялись, причём в таком количестве, что их хватало и на хорошие вина, и на дорогую одежду.

— Деньги мог присылать кто угодно, это не доказательство.

— Давай дальше. Когда Люсия подрастает, Меншиков забирает её в Санкт-Петербург и помещает в свой театр, где она служит актрисой. Заметь, не в какой-то там театр на задворках империи, а в тот, что находится в его доме, то есть он получает возможность видеть дочь чуть ли не каждый день, Люсия упоминала, что Светлейший бывал в театре довольно часто. При этом он помещает рядом со своей бастардкой телохранителей.

— Ага, суфлёр спал у её двери, чтобы преградить дорогу пылкому поклоннику.

— Вот именно, кстати, ты не задался вопросом, отчего Александр Данилович держит в театре этого жуткого пропойцу? Кому нужен суфлёр, который в любой момент может нажраться и не выйти на работу? Но он второй суфлёр, скорее всего, его присутствие в суфлёрской будке вообще не требовалось. Должность для отвода глаз. Куда важнее было то, что суфлёр Иванов потерял всю свою семью и искренне привязался к маленькой итальянке. Кроме того, за бастардкой бдительно следила Кармен. Я уверен, что Люсия девственна, как Дева Мария. Скажу больше, Александр Данилович ей, должно быть, уже и жениха присмотрел и, не убеги дурёха из театра во второй день Масленой...

— А что было бы тогда?

— Ты не заметил, как странно были одеты Дафнис и Хлоя? Я сразу обратил внимание, что на них мало того, что не туники с сандалиями, или что там в таком случае надевают, а точно такие же костюмы, как на великом князе и Марии Меншиковой. Сначала я, правда, решил, что речь идёт об их помолвке, но потом понял. После спектакля Светлейший должен был, взяв под руку дочку Машу и неизвестного нам пока господина, предназначенного в женихи Люсии, прогуляться с ними за кулисы, где он представил бы жениху свою незаконнорождённую дочь. При этом чувства Марии не были бы ранены, так как она бы не поняла смысла, который отец вкладывал в этот маскарад. Она была знакома с Люсией и хорошо к ней относилась, только жених знал бы заранее, что ему выпадет честь жениться на бастардке самого Меншикова, получив за ней колоссальное приданое. Обе девушки были бы похоже причёсаны и одеты в одинаковые платья, что лишний раз подчеркнуло бы их природное сходство.

Вообще, женщины терпеть не могут, когда кто-то одевается так же, как они. Но отец вполне может приказать сшить дочерям одинаковые платья.

— Ты совершенно прав, они действительно похожи. — Казалось, Толстой размышляет о чём-то своём.

— Ну да, помнишь, ты сам рассказывал, после того, как ты опросил всех участников соревнования, знали ли они Люсию Гольдони, Иван Скавронский сказал, что видел её на сцене и решил, что это сама Мария.

— М-да... конфуз случился, — захихикал Толстой. — Получается, родная дочь? Ну надо же... Но отчего же тогда Сергей Берестов сказал дочери, что...

— А мы не знаем, что на самом деле он ей сказал, — рассмеялся Ушаков. — Он мог поведать о том, что в театре, куда Меншиков отдал его внука, находится дочь актрисы, в которую в юности он был влюблён. Мог откровенно считать Люсию своим ребёнком. Для нас главное другое, в лице доверчивой Люсии, Мария Берестова обрела человека из театра князя Меншикова. Люсия отлично знала Кармен и могла, подкупив или уговорив её, забрать малыша. Никто не заподозрил бы юную актрису, заметив её в театре в любое время суток, так как она там жила. Не знаю, как бы Берестова поступила с поверившей ей девушкой в дальнейшем, но то, что она была ей нужна для реализации её замысла — факт.

Теперь о суфлёре. Полагаю, ты не станешь возражать, что этот человек свёл счёты с жизнью добровольно. Много раз пытался и на этот раз исполнил. Кто и зачем станет убивать его? Остаётся вопрос, кто же тогда накинул ему на шею петлю? Да Меншиков и накинул. Нам сказали, что в театре не было посторонних, а разве хозяин театра — посторонний? Он так часто посещал своих актёров, чтобы повидать Люсию и Даниэля, что примелькался там до такой степени, что стал чем-то неотъемлемым.

Допускаю, что он действительно виделся с Берестовой и пригрозил разобраться с ней, если та не оставит его в покое.

Мы ведь не знаем, чего на самом деле добивалась от него Мария Сергеевна, только ли отдать ребёнка? Или, возможно, хотела сделать факт их адюльтера общеизвестным, чтобы он официально признал отцовство.

Впрочем, не факт, что Светлейший был бы готов просто отдать ей Даниэля. Детки, как известно, частенько помирают, не успев даже как следует расцвести. — Ушаков поморщился, непроизвольно растирая грудь. — А тут готовый сыночек, пусть и незаконнорождённый, но от этого не менее родной. У Меншикова трое, и из них только один сын. Александр Александрович Меншиков, за которого он прочит сестру наследника престола Наталью. Случись что с сыном, Александр Данилович останется только с дочерями.

— При этом он снова не отдаёт ребёнка в семью и держит при театре.

— При себе он держит, а не при театре. — Ушаков горько ухмыльнулся. — Конечно, было бы правильнее отдать в хорошую, любящую семью, но только Светлейший, видать, совсем с этими детьми раскис, непременно желает каждый день видеть, как его Даниэль растёт, хочет с ним общаться.