— Полагаю, сестра открыла ему глаза, что было, конечно, честно, но уж больно опрометчиво. После такого разоблачения я уже не могла оставаться в театре. Это был второй день Масленой, вечером я должна была играть Хлою, а Мари сидеть в ложе рядом с графом Фениксом, но на деле всё произошло по-другому. — Она всхлипнула. — Мы отправились погулять, зашли в какую-то лавку, где Мари вдруг страшно побледнела, упала и умерла, не приходя более в сознание.

— А так как она только что вернулась от Меншикова, вы решили, что он её отравил? — закончил за неё Ушаков.

— Я, конечно, виновата, что убежала, что не сказала, кто такая Мари, но, я так испугалась. Ведь теперь князь должен убить меня и Даниэля. Ну, может, Даниэля он бы и не убил, что может знать невинный ребёнок, но меня точно. Я хотела собрать вещи и бежать куда глаза глядят, но прежде всего, мне нужно было всё рассказать нашему суфлёру — Антону Сергеевичу.

— И тут вы увидели, что он сидит на кровати с верёвкой на шее, и решили, что Меншиков добрался до него раньше вас?

— Совершенно верно.

Ребёнок подошёл к Люсии и ткнулся ей в подол. Должно быть, ему было скучно в компании взрослых. Девушка погладила его по голове.

— И после этого вы посчитали возможным стать вашей сестрой, — закончил за неё Ушаков.

— Не сразу. Я выскочила из театра без вещей, без документов. В сумке у меня лежала небольшая сумма на покупки и пьеса, которую я должна была переписать. Но я знала адрес сестры. Поэтому я кликнула извозчика, и мы поехали.

— Карета была зелёной.

— Да, как вы догадались? — Люсия казалась заинтригованной, слёзы высохли сами собой.

— Дорогу вам преградили санные состязания.

— Возможно. Да, что-то такое возможно... Но я была не в том состоянии. — Она посадила мальчика к себе на колени и начала его гладить и баюкать. — Когда я оказалась у дома сестры, то ещё понятия не имела, как попаду туда. Ведь Мари не сказала, есть ли кто-то в доме или где лежит ключ. Но когда я подошла к крыльцу, навстречу мне вышел какой-то человек. Я так поняла, он топил камин, чтобы приезжая госпожа не замёрзла. Он поздоровался со мной на итальянском. Я ответила. Проводив меня в дом, он знаками показал, где лежат дрова, и сразу ушёл. Я так поняла, что его предупредили, что дом сняла итальянка, вот он и выучил одно слово.

Я прошла в комнату и поняла, что совсем одна. Я не собиралась присваивать себе документы моей сестры и вообще ничего не понимала. Я просто хотела посидеть в тепле и собраться с мыслями. А потом пришла Полин и сказала, будто я наняла её. Я вспомнила, что Мари говорила мне о служанке, которую собирался пригласить его сиятельство граф Феникс. Наверное, у меня начался жар, я плохо понимала, что происходит. Полин говорила о театре и о том, какая я красавица, она одела меня, потом подыскала парик. В общем, вечером я как-то сумела заставить себя сесть в карету дабы наконец предстать пред графом и рассказать, что произошло с Мари. Больше всего я боялась, что он не поверит, что Мари отравили, а я едва спаслась, и отправит меня в Тайную канцелярию, но он оказался таким милым. Он сказал, что, раз уж моей сестры больше нет, а я в бегах, я имею полное право занять её место. Ну и воспользоваться её документами. Мой отец, Берестов, умер полгода назад, после чего сестра купила себе небольшое поместье, документы мы нашли в её вещах. Я решила, что заберу Даниэля и отправлюсь туда. Мы с Мари, правда, не слишком похожи, но имение приобретал для неё граф, так что её там тоже никто не знает.

Но я не могла уехать просто так, не похоронив Антона Сергеевича и Мари. По моей просьбе Джузеппе и его друг Рональд пробрались в крепость и украли тело господина Иванова, покойницкая не особенно охраняется, потому что все думают, кто пойдёт красть трупы, а тут ещё праздник. Но когда они вернулись за Мари, там было уже полно народу.

Мальчик уснул. Люси нежно баюкала его на руках, даже не подумав передать ношу Полине.

— Что за всё это со мной будет?

— Вы говорите, что мало что соображали, тем не менее, оказавшись в театре, вы не забыли привезти туда пьесу, которую переписывали.

— А как же иначе? — Люсия подняла красивые брови. — Не могла же я бросить своих друзей в такой час. Актёры не виноваты, что пьеса потерялась, но их всё равно накажут. Может быть, даже лишат жалованья или выгонят на улицу. Я не могла подвести их.

— Что же, госпожа Гольдони... — Ушаков медлил, специально растягивая слова. — То, что вы бросили в той лавке свою сестру, это, конечно, плохо, но я верю, что в тот момент вы полагали, что вас тоже вот-вот убьют. Далее, вы не позвали на помощь, найдя мёртвого суфлёра, в оправдание могу привести ту же причину. Вы сбежали из театра, но не остались там никому должны. По сути, мне безразлично, откуда Светлейший берёт актёров и как с ними рассчитывается. Что ещё? Вы выдавали себя за свою сестру — налицо подлог, но если, как вы говорите, Сергей Олегович умер и Мария Берестова была его единственной наследницей, а вы её сестра — теперь вы и Даниэль можете получить всё её имущество. Что касается ребёнка, он, по всей видимости, несильно-то нужен Александру Даниловичу, в противном случае он бы подыскал для него любящую семью, а не отдал в театр. Исходя из всего этого, я вполне могу отпустить вас, при условии, что вы напишите мне, где я смогу найти вас, если понадобятся ваши показания.

Люсия сглотнула и затравленно взглянула на Полину, Ушакову показалось, что агентесса сделала ей какой-то знак, но не понял, какой. Во всяком случае, лицо Полины на секунду исказилось страхом, но в следующий момент она уверенно кивнула, пытаясь ободрить свою госпожу. Актриса попросила подать ей писчий прибор. Полина взяла на руки спящего ребёнка и, подойдя ближе, склонилась над Люсией, шепча ей что-то на ухо, пока Люсия записывала адрес и посыпала бумагу тальком. Убедившись, что всё как нужно, Полина незаметно кивнула Андрею Ивановичу и отошла на шаг.

— Итак, Берестова Мария Сергеевна — незамужняя девица двадцати пяти лет. Я отпускаю вас с условием, что вы вернётесь по первому моему требованию.

— Спасибо! — Люсия не верила своим глазам. Поминутно приседая в реверансах и стирая с лица слёзы, она пятилась к дверям, за ней шла Полина с маленьким Даниэлем на руках. На лестнице Ушаков догнал агентессу, шепнув ей что-то на ухо.

— Ты отпустил её, потому что она спасла твою дочь? — Толстой казался уставшим и разочарованным.

— В том числе. — Ушаков обнял друга и вместе они вернулись в комнату, в которой совсем недавно чаёвничали с Люсией. — Если я правильно понимаю ситуацию, Гольдони, нет, пожалуй, теперь её следует называть Марией Берестовой, добрая и более чем наивная особа, чего не сказать о её, с позволения сказать, сестре. — Он на мгновение задумался, по привычке прохаживаясь по комнате. Вошедшая служанка сделала книксен и доложила, что у Екатерины Андреевны медикус и хозяйка просила некоторое время не мешать осмотру. — Уже то, что она не просто не оставила на дороге погибающее дитя, так поступили бы многие, а, рискуя всем, лично привезла её родителям...