И главное — когда мы сбежали и начали скитаться, оказалось, что носить мою фамилию детям безопаснее. В первый раз нас нашли очень быстро именно потому, что мы скрылись сами, но имена оставили прежние. И я вспомнил, что в раннем детстве звался Хенриком, и дети тоже взяли северные имена и мою фамилию. Наверное, запутанно все звучит?

— Да нет, как раз понятно, — Ниенна с огорчением вздохнула. — А говоришь, это у меня жизнь тяжелая. Да с упырями воевать в разы проще, чем с людьми. Кровососам хотя бы законом разрешено головы сносить, а с подлецом еще поди докажи, что он подлец.

— Есть такое. Потому и сидим в глуши. Тут документы никто не спрашивает, как назовешься, так и величать станут. А явятся за нами и сюда — болота большие, трупы схоронить места хватит.

— Ингвар, в Ахенбурге вам будет безопаснее. Хелену в академии нашей никто не тронет, она научится управлять силой и уже сама любому злодею даст отпор. Например, просто остановит сердце. И пусть потом докажут, что не сам хворал до этого! И с малышом что-то надо делать, сам же понимаешь. Плюс в столице документы на новые имена можно выправить в два счета, я договорюсь.

— Только не говори, что у тебя и среди жуликов, промышляющих поддельными паспортами, есть свои люди, — рассмеялся кузнец.

— Бери выше, — хмыкнула некромансерка. — Я через жандармерию сделаю вам настоящие документы, на новые имена. Скажем, что старые потеряли, и все. У меня там должники, посодействуют. А лиходеи пусть ищут ветра в поле.

— Опасная ты девица, раз жандармы у тебя в должниках ходят, — хмыкнул Ингвар уважительно.

— Нет, просто они тоже боятся всякой нечисти, от которой я их периодически спасаю. Кстати, который час? Завтра надо мне быть выспавшейся, день ожидается непростой.

— Час волка, как в здешних краях говорят. Примерно четыре утра.

— Стоп, — Ниенна замерла и обернулась. — А день какой?

— Тебе память отшибло в драке с оборотнем? — сочувственно глянул Ингвар. — Голова бедовая. Может, приляжешь все-таки? Начало зимы сегодня. Первое декабря.

— Да ладно? — Ниенна вскочила со стола и подбежала к окошку.

В щель между ставнями виднелась изба тетки Услады, а за ней — высоченная крыша храма Всеблагого Левия, что светилась изнутри даже в темное время суток. На фоне мерцающих льдистых огоньков пушистыми клочьями ваты падал снег. Прямо такой, как в Ахенбурге.

— Ты чего там выглядываешь?

— Снег, — восхищенно прошептала некромансерка. — Я в эту дату каждый раз в окошко смотрю. И если снег падает пухом из подушки, а не колючей крупой, значит, год будет счастливым.

— Интересная примета. Только до Ночи явления вроде бы еще далеко. Так обычно в Новый Год делают.

— А это и есть Новый Год, только мой личный. Я родилась первого декабря через два часа после полуночи. Сегодня мне восемнадцать.

С этими словами она опять прильнула носом к окну, разглядывая улицу, в свете храмовых огней так похожую на таинственную дорогу в сказочный лес. Ветер к ночи утих, и снежинки медленно кружились в воздухе, будто танцевали.

Теплые пальцы погладили ее по шее, спустились меж лопаток и вниз по позвоночнику. Ниенна тихонько замурлыкала, откидывая голову назад, на мужское плечо.

— Сказала бы раньше, я бы хоть подарок припас, — виновато проворчал кузнец.

— Ты три дня назад меня едва со двора не выставил, зачем тебе это было знать? Брось, ты уже вручил мне сегодня самый лучший дар в жизни. А я завтра сделаю ответный подарок жителям всего мыса Хладного, а вашему семейству в особенности — убью волкодлака и его остроухого хозяина. Вот теперь сил и здоровья у меня на это хватит. А им ни одно заклятие не поможет.

— Я с тобой.

— Исключено, Ингвар. Ты не обучен профессионально сражаться с магами, значит, мне придется отвлекаться еще и на твою защиту.

— Вот только ты забыла, что на меня его заклинания, скорее всего, не действуют. Радмила пыталась же меня приворожить после ссоры, дуреха. Бегала к нему. Уж не знаю, что пообещала колдуну взамен, и на что конкретно был сделан приворот, но ничего у нее не вышло.

— Повезло, потому что я тут узнала утром один интересный побочный эффект присушки, со смертельным исходом… Ингвар, это все очень серьезно. Ты можешь пострадать. Там надо будет драться, вероятно, убивать людей, которых он обратил в покорных рабов. Они грудью встанут на его защиту. Конечно, чародеи стараются беречь невинных, но, если для уничтожения эльфийского отродья придется убить и его помощников, я это сделаю. Тебе может быть… неприятно даже смотреть на это, не то, что участвовать.

Ингвар тяжело вздохнул.

— Послушай меня, девочка. Первый раз я убил человека, когда мне едва стукнуло восемь лет. Наставника в сиротском приюте. Он ко мне приставал, говнюк, а я даже не сразу сообразил, чего он хочет. Дети ведь обычно доверяют взрослым. Особенно тем, кто вроде как призван защищать обездоленных. Я и спалил его со страху до состояния горстки пепла. И сбежал.

Ниенна похолодела от ужаса и вдруг накатившего отвращения. Затем развернулась и порывисто обняла стоявшего перед ней мужчину. Крепко прижалась грудью к его голому торсу, но в этом жесте не было ни капли вожделения.

И кузнец это понял. И обнял ее в ответ, принимая сочувственный жест.

— Когда умерли родители, я пообещал себе, что брат с сестрой попадут в сиротский дом только в одном случае — если меня не станет. А до этого ни за какие коврижки. Лучше голодать будем, случайными заработками перебиваться, зато все вместе. Так что поверь, надо будет — убью. А вот подруге твоей лучше к эльфу не идти. Ей плохо до сих пор после случившегося с вами два года назад, у нее в разговоре об этом пальцы ходуном ходят. Так что я стану отличной заменой. Да, фехтовальщик из меня никакой, но я хорошо дерусь ножами. А уж огненным «плевком» достану противника на расстоянии в тридцать локтей безо всякой магии. И подпалить с гарантией могу что угодно, хоть живое, хоть неживое.

— Хорошо, — скрепя сердце согласилась Ниенна. — Завтра еще обсудим этот вопрос. А теперь спать пора.

— Только надо одеться и замести следы. А то еще Герда прискачет сюда на рассвете с проверкой. Не стоит ей знать, что я был здесь так долго. Она девица дотошная и подозрительная, начнет задавать ненужные вопросы.

Некромансерка живо натянула рубаху, пошептала над многозначительными пятнами на светлой простыне, чтобы те исчезли без следа, встряхнула одеяло, взбила подушку. Кузнец тем временем оделся,