Ребекка, старая подружка, прибежище на случай шторма, тихая гавань успокоения и нежности в суматохе его беспорядочной жизни.

Но выходит, что в тот роковой вечер в Динаре, в ресторане в Сен-Мало, а потом в автомобиле, на обратном пути, по дороге в Рош Брюн… с ним была не Алиса!

– А в ночь смерти Авроры вы оказались вновь вместе, не так ли?

– Да, я была рядом. Как и всякий раз, когда он во мне нуждался…

В ее словах не было горечи. Напротив, я услыхала в них бесконечную любовь по отношению к мужчине, который сейчас выбрал меня в качестве своей игрушки. И который никогда не отвечал ей взаимностью.

– …Но я не смогла помешать ему сдуру броситься за ней в воду, – добавила она с сожалением.

– Луи хотел ее спасти.

– Он бы не смог. В ту ночь или позже, она все равно бы плохо кончила. И Дэвид, кстати, тоже.

Ребекка прекрасно знала, что, подкинув эту мысль, она тем самым только подстрекнет мои расспросы.

– Дэвид? Вы намекаете на то, что он желал ее смерти?

– Как сказать… Но Аврора, когда ее болезнь начала прогрессировать, уже не представляла для него интереса. Она была для Дэвида обузой, как камень на шее.

Ребекка описывала мне события примерно так же, как Луи около сада Тюильри, когда рассказывал об императоре, который рассматривал свои отношения с женщинами только с позиции их пользы для возвеличивания собственной славы и удовлетворения самолюбия. Судя по ее словам, у Дэвида хватило бы цинизма желать исчезновения той, что приносила ему неприятности, бросала тень на светлый образ, угрожала блестящей, как многие предсказывали, будущей профессиональной карьере.

– Вы думаете, он ничего не сделал, чтобы помешать ей броситься в море со скалы?

– Ничего не сделал, чтобы помешать… А может быть, даже слегка подтолкнул.

Мне вспомнилось, что говорил Луи о своем брате: холостяцкая квартирка на проспекте Жоржа Манделя, бесконечные любовницы, потайная лестница. Короче, современный Дон Жуан, красавец, похититель женских сердец, с легким сердцем меняющий женщин как перчатки.

Бросить тень на его светлый образ: разве не этим сейчас занималась Ребекка по договоренности с Луи? Я еле сдержалась, чтобы не высказать ей в лицо свое отвращение. Пусть Дэвид властный, эгоистичный, другие для него как пешки – с этим никто не спорит. Добавлю сюда диктаторские замашки, свидетельство чему – его поступок в отношении меня сегодня утром. Но делать из Дэвида монстра, чуть ли не убийцу?! Зачем эти двое сообщников стараются очернить его в моих глазах?

Я пыталась понять, что может связывать их, какой мрачный контракт они заключили между собой? С какой целью? Возможно, чтобы отомстить за несчастную любовь?

– Как Луи смог оправиться после этого инцидента? Ну, я не имею в виду покалеченное колено.

– Луи очень переживал. Он чувствовал себя виноватым, поскольку в ту ночь ничего не смог сделать. Но больше всего казнил себя за то, что не вмешался раньше, что не отобрал Аврору у брата.

– А что ему препятствовало?

– Игра, – короткое слово прозвучало как выстрел.

Я не была уверена в том, что поняла скрытый смысл сказанного ею.

– Игра?

– Постоянная конкуренция между Дэвидом и Луи. Луи, конечно, был старше… Но уже в то время стало очевидно, что Дэвид выиграет партию. Никто в этом не сомневался.

– Но если Луи знал, что Дэвид – плохой человек, он мог бы изменить ход событий, – я взяла на себя роль адвоката дьявола. – Мог бы одернуть, поставить его на место!

– Было поздно! Андре, их отец, уже объявил о своем наследнике, и им стал не Луи…

Потом Ребекка долго мне рассказывала, как Луи с тех пор отвернулся от мира, погрузившись в воображаемую страну любви в высоком смысле этого слова, в романтические страсти, настолько же бурные, насколько и эфемерные, занялся эротическими забавами, более или менее приличными. Она, однако, находила для него смягчающие обстоятельства: если ее послушать, то Луи стал первой, и поистине, единственной настоящей жертвой смерти Авроры. Ребекка изо всех сил старалась нарисовать мне портрет человека утонченного, нежного, ранимого, хрупкого, со сверхчувствительной душой и сердцем, разбитым о скалы Динара. Она говорила о несправедливости и сумасшествии его отца и суровом нраве младшего брата. Но я не могла избавиться от чувства, что Ребекка мной манипулирует, желая в зародыше убить мое счастье и развеять в пух и прах чувство, которое я испытывала к нему, к своему будущему супругу. К своему повелителю! Чем больше она пела свою песню, тем ближе я была к тому, чтобы выйти из себя.

– Ты спрашивала, как Луи смог оправиться после всего? Ответ прост: он вообразил себе, что должен контролировать каждую сторону своей жизни, продумывая заранее грядущие события, всегда сочиняя замысловатые сценарии и стараясь их соблюдать слово в слово… Конечно, ты можешь мне не верить, но в те времена он был совсем другим, вовсе не такой пижон, как сейчас, который учит всех жить и подает пример элегантности и изысканного вкуса.

Он был как бронзовый памятник самому себе. Он был прекрасен как бог. Он был таким…

Я все это знала и не нуждалась в том, чтобы старая любовница, давно вышедшая в отставку, расхваливала мне свой товар. Я сама имела возможность убедиться в том, какое влияние оказывает Луи на женщин.

– Он был таким обходительным, таким благородным.

Последнее высказывание, похожее на откровение закадычной подружки за чашкой чая, вывело меня из равновесия.

– Прекратите этот цирк! Если уж он такой чувствительный и благородный, как вы говорите..

Ну вот, началось! Я достигла критической точки. К черту притворство! Мне теперь не оставалось другого выхода, кроме как раскрыть свои карты. Сбросить маски, которые приходилось надевать в «Отеле де Шарм». Даже Соня не знала меня такой.

Не могу сказать, что мой гнев обрушился на Ребекку с силой волн бушующего моря в заливе Сен-Мало, которые с шумом врезаются в береговую линию, разметая брызги. Скорее он был похож на широкую и мощную стремнину, которую не может остановить на пути ни одна плотина.

– Что за игру Луи ведет со мной? Почему он хочет расстроить мою свадьбу, Ребекка? Что я для него? Пешка на старой шахматной доске? Или реванш в состязании с Дэвидом? Эпилог в той войне, которую они затеяли друг с другом лет двадцать назад?

– Ни то и ни другое.

– Он разве не понимает, что может хоть двадцать телок, таких, как я, разнести в пух и прах, а Дэвиду это будет до лампочки? Луи может порубить меня на куски и использовать как пушечное мясо, может ласкать меня или предоставить другим эту возможность во всех номерах всех отелей мира, если ему так нравится… Но он никогда не одержит верх над Дэвидом. Никогда!

Она склонила голову, раскачивая ее на тонкой шее то вправо, то влево, пока я взахлеб выговаривала свою длинную тираду. Я напрасно старалась придать голосу убедительности, мне послышалась нота отчаяния в ее молчаливом отпоре.