Постоянно занимаясь проблемами военнопленных в Германии, Австрии, Дании и России, обе императрицы в этих вопросах находили взаимопонимание. Согласно так называемому «Положению о военнопленных», разработанному Красным Крестом, Военным министерством и Министерством иностранных дел и подписанному Николаем II в октябре 1914 года, и в соответствии с 7-й статьей Гаагской конвенции 1899 года военнопленные должны были содержаться за счет правительства страны, в которой они находились, и обращение с ними должно было соответствовать обращению с военнослужащими данной страны. Для России содержание сотен тысяч людей, которым необходимо было предоставлять приют, одежду, питание и медицинскую помощь, было в 1915–1916 годах острой проблемой. Мария Федоровна, находясь в Киеве и приезжая в Петроград, принимала сестер милосердия из Австро-Венгрии и Германии, всячески пытаясь помочь улучшить состояние лагерей. Александра Федоровна апеллировала к авторитету вдовствующей императрицы и пыталась при решении различных вопросов опереться на ее мнение. 29 ноября 1915 года она писала Николаю И: «Мадам Оржевская (входила в состав делегации, обследовавшей положение русских военнопленных в Германии и Австрии. — Ю. К.) хочет предложить твоей Мама́ послать ее осмотреть здешних военнопленных. Я нахожу это прекрасным, потому что есть вещи, в которые надо входить. Наше правительство отпускает достаточно денег на пищу, но, кажется, они не получаются как следует, — бесчестные люди задерживают». Испытывая определенные моральные трудности из-за обвинений в пристрастии к немцам, она писала царю в сентябре 1915 года: «Немецкие сестры милосердия выехали из России, Матушка не успела их повидать — меня же они и не спрашивали, вероятно, ненавидят…»

29 ноября в письме Николаю II Александра Федоровна вновь возвращается к теме военнопленных, необходимости контроля лагерей на всей территории Российской империи: «Я рада, что у ней (Марии Федоровны. — Ю. К.) и у меня была та же мысль — я не имею права вмешиваться, а она может давать советы».

5 января 1916 года: «Хочется распорядиться построже и наказать тех, кто не слушается, а я не имею права вмешиваться в качестве „немки“… — и далее: —…Мы можем лучше питать и давать больше жиров, в которых они (военнопленные. — Ю. К.) нуждаются… и помещение нужно потеплее и почище. Этого требует человеколюбие, и кроме того надо, чтобы никто не смел дурно отзываться о нашем обращении с пленными… Надеюсь, что Георгий и Татищев на обратном пути произведут тщательную ревизию, особенно в мелких городах, и сунут нос повсюду, так как на лету не заметить многого. Фредерикс мог бы послать Г. (Георгию) шифрованную телеграмму с твоим приказом: только твоя Мама́ и я просили его съездить и взглянуть…»

Обе императрицы оказывали большую помощь больным и раненым, находившимся в госпиталях. В этом вопросе они также находили взаимопонимание. «Вчера я видела 10 англ[ийских] автомобилей — очень хорошие, гораздо лучше наших: есть 4 койки для раненых, место для сестры или санитара и всегда можно иметь горячую воду; они надеются достать еще 20 таких автомобилей для Мама́ и меня. Как только она их осмотрит, их надо отправить немедленно на фронт, я думаю, туда, где кавалерия больше всего в них нуждается теперь. Но я не знаю, куда именно, может быть, ты узнаешь, и тогда я намекну об этом дорогой Мама́. Она теперь на Елагине», — писала Александра Федоровна Николаю II 14 июня 1915 года.

Находясь в Киеве, Мария Федоровна вела регулярные дневниковые записи и обширную переписку со своими родственниками. Почти ежедневно писала она своей сестре Александре, английской королеве. В одном из последних писем из Лондона, которое получила вдовствующая императрица в январе 1917 года, королева Англии замечала: «Время летит страшно, но мы еще только в середине этой ужасной войны. Когда же наступит долгожданный конец! Может быть, после того, как мы основательно уничтожим этих ненавистных германцев! Господь должен простить эти мысли. Мы ведь человечнее — они же настоящие варвары, в наихудшем виде, лишенные человеческих чувств и сострадания…»

Марии Федоровне было в то время уже около 70 лет, ее мучили желудочные недомогания, но она не разрешала себе поддаваться болезни и всегда держалась необыкновенно прямо. Современников поражала удивительная стройность ее фигуры. «Когда Императрица совершала свои ежедневные поездки, — вспоминала фрейлина З. Г. Менгден, — она не допускала того, чтобы кто-то из свиты сопровождал ее. И киевский губернатор Алексей Игнатьев, и полицейский чиновник часто были вынуждены следовать за ней на достаточно большом расстоянии, чтобы Императрица не могла их видеть». Вдовствующая императрица была очень популярна среди населения Киева. Каждый день она прогуливалась в открытом экипаже, весело отвечая на приветствия прохожих, но неотвязные думы о сыне Николае, о невестке и о несчастном внуке Алексее не оставляли ее.

Мария Федоровна направляла сыну в Ставку письма, в которых старалась поддержать и ободрить его и передать ему свою материнскую любовь. 5 мая 1916 года, в день рождения сына, она писала: «Милый дорогой мой Ники. От души поздравляю тебя с днем рождения и желаю тебе всего, что мое любящее материнское сердце может желать своему горячо любимому сыну. Дай Бог тебе здоровья, счастья и успехов во всем. Ольга, слава Богу, здорова и, как всегда, много работает. Да благословит и хранит тебя Господь. Нежно вас всех обнимаю. Твоя горячо любящая, твоя старая Мама́».

8 мая по дороге в Ставку Николай заехал в Киев, о чем свидетельствует лаконичная запись в его дневнике: «8 мая 1916. Воскресенье. Приехали в Киев до 9 час. утра и к нашей радости были встречены дорогой Мама́ и Ольгой. Поговорили минут 20, простились и продолжали путь. Погода была холодная, с сильными ливнями…»

13 сентября 1916 года в письме к сыну в Ставку Мария Федоровна замечала: «Я очень грущу, что так редко слышу от тебя, но я знаю, конечно, что тебе трудно писать. Мои мысли всегда с тобой, и живу душой с нашими доблестными войсками… Мысленно всегда с тобой, милый Ники, и рада, что милый Алексей у тебя. Я вас нежно обнимаю. Храни тебя Господь. Твоя старая Мама́».

15 октября вся царская семья собралась в Киеве. Царица с дочерьми объезжала лазареты, а через четыре дня все вернулись в Царское Село.

19 октября по постановлению Киевской городской думы было торжественно отмечено пятидесятилетие со дня вступления императрицы Марии Федоровны в руководство Ведомством учреждений императрицы Марии. В ознаменование этого события планировалось открытие в 1917 году в Киеве новой городской больницы; гимназии для лучших учеников, окончивших городские училища; специального ремесленного отделения; учреждение трех городских стипендий для учащихся женских гимназий. Дума ходатайствовала перед императором о присвоении учреждаемым стипендиям, учебным заведениям и новой больнице имени Марии Федоровны.

«Вырвавшись из атмосферы Петербурга в строгую военную обстановку Киева, — вспоминал великий князь Александр Михайлович, — Императрица чувствовала себя хорошо. Каждое воскресенье мы встречались втроем в ее киевском дворце, старинном доме, построенном на правом берегу Днепра. После завтрака обычно, когда все посторонние уходили, мы оставались в ее будуаре, обсуждая события истекшей недели, нас было трое — мать, сестра и шурин Императора. Мы вспоминали его не только как родственника, но и как верноподданные. Мы хотели служить ему всем, чем могли. Мы сознавали все его недостатки и положительные стороны, чувствуя, что гроза надвигается, и все же не решились открыть ему глаза».