в Праге на Международном съезде славистов. И сейчас с большим волнением вспоминаю, как на приеме, устроенном президентом Чехословацкой Республики в честь участников, Людвик Свобода пожал мне руку. Но до этого мажорного завершения встречи ведущих славистов мира я повстречался с постоянным корреспондентом Агентства печати Румынии в Праге Еудженом Ионеску. Он и его жена (оба – мои бывшие студенты отделения русского языка и литературы в Бухарестском университете) с 1966 г. работали в столице Чехословакии. Еуджен показал мне разные материалы из пражских газет о неблаговидных делах послевоенных руководителей «новой демократической Чехословакии» при участии представителей советских силовых структур (помню, что один из материалов раскрывал причастность агентов советской госбезопасности к трагической гибели Яна Масарика весной 1948 г.[725]). Еуджен уже тогда чувствовал, что в воздухе пахло грозой. Забегая вперед, замечу, что он был первым журналистом, аккредитованным в Праге, который в ночь с 20 на 21 августа сообщил в Бухарест об оккупации Чехословакии. Узнал он об этом от своего друга, журналиста «Rude Pravo».

Но, как ни странно, пражане вели себя в те предгрозовые дни спокойно, продолжали работать, как всегда, без суеты и какой-либо особой тревоги; молодежь вечерами веселилась, пела и танцевала вместе с туристами на открытых площадях или заполняла театральные и концертные залы. Вернулась на родину наша делегация поездом, транзитом через Венгрию. Говорю об этом потому, что двое моих коллег по кафедре, оставшихся еще на несколько дней в Чехословакии, попали «в оккупацию» и с большими приключениями смогли вернуться в Бухарест кружным путем через Австрию и Югославию, т. к. железная дорога через территорию Венгрии была уже перекрыта.

21 августа 1968 г. в Бухаресте на площади Республики (бывшей Дворцовой, а ныне площади Революции) состоялся большой митинг. В отличие от других подобных манифестаций, как правило, организуемых партийными и комсомольско-молодежными организациями на предприятиях, в учреждениях, научных институтах, учебных заведениях по обязательным спискам, на сей раз о митинге было объявлено по радио и телевидению, и он молниеносно собрал тысячи и тысячи людей. По улице Каля Викторией (я жил и живу на этой главной улице румынской столицы всего в нескольких минутах ходьбы до площади Республики), да и по другим улицам огромные толпы людей спешили к месту сбора. Площадь и прилегающие улицы были заполнены взволнованными людьми. Позднее стало известно, что в митинге участвовали около 100 тыс. человек. С балкона здания ЦК партии Николае Чаушеску обратился к гражданам с пламенной речью, часто прерывавшейся бурными овациями. В первый и в последний раз румынский лидер почувствовал искреннюю народную поддержку, единение нации со своим руководителем. Больше такого в истории румынского коммунистического режима уже никогда не будет, хотя окружение Чаушеску не раз попытается искусственно организовывать подобные «звездные» манифестации. Но тщетно. Тогда, в августе 1968 г., это был настоящий триумф Чаушеску, апофеоз его жизни и деятельности. Наверное, находясь во власти этого воспоминания, он согласился на проведение такого же грандиозного митинга и 21 декабря 1989 г. (его организаторы рассчитывали на активное участие парторганизаций Бухареста), но этот митинг был сорван и привел на следующий день к бегству Николае и Елены Чаушеску на вертолете с крыши здания ЦК партии. (Я, устроившись на железном заборе, окружавшем здание Государственного совета республики, напротив здания ЦК, видел собственными глазами то историческое событие.) И теперь, по прошествии многих лет, склонен утверждать, что без того уникального митинга 21 августа 1968 г. не было бы и митинга 21 декабря 1989 г., да и поворот судьбы четы Чаушеску мог бы быть совершенно иным…

В августе 1968 г. осуждение лидером правящей партии Чаушеску военного вмешательства социалистических стран Варшавского договора в Чехословакии встретило полное одобрение народа и в первую очередь творческой интеллигенции.

На восходящей волне роста благосостояния населения, по мере все более решительного отмежевания от политики безропотного подчинения указаниям Кремля (а курс на такое отмежевание был взят еще предыдущим румынским лидером Георге Георгиу-Дежем) Чаушеску обеспечил Румынии существенную помощь и поддержку Запада, как экономическую, так и дипломатическую. В том же горячем 1968 г., 14–18 мая, президент Франции Шарль де Голль побывал в Румынии с официальным визитом.

Нелишне вспомнить, что в целях укрепления личной власти и удаления с официальных постов неугодных ему соратников Дежа Чаушеску на пленуме ЦК партии 22–24 апреля 1968 г. вынужден был частично осудить преступления коммунистического режима. Итогом явилась реабилитация некоторых жертв политических репрессий.

В то время приоткрылись двери для научно-культурного обмена между Румынией и Западной Европой, а также США. Отдельные научные работники и деятели литературы и искусства получили возможность откликнуться на приглашения разных организаций и учреждений капиталистических стран, выехать за границу в творческие командировки. Переводятся и печатаются большими тиражами ранее запрещенные книги румынских и зарубежных писателей и поэтов, переиздаются довоенные издания «неугодных авторов», сохранявшиеся в недоступных рядовым читателям секретных фондах Национальной библиотеки и Библиотеки Академии. Цензура, правда, не была еще упразднена, но все-таки заметно ослабла.

Именно на этом позитивном фоне на патриотическую позицию Николае Чаушеску так восторженно отозвалась вся страна и в первую очередь с большим воодушевлением откликнулись творческие союзы Румынии и даже те их члены, кто раньше пострадали от коммунистической власти. Бывшие «зэки» 50-х гг. прозаики Пауль Гома (бессарабец по происхождению) и Александру Ивасюк сразу же подали заявления о вступлении в коммунистическую партию. Одновременно стали членами КПР и другие писатели – Адриан Пэунеску, Аурел-Драгош Мунтяну, Маркана Костеску и Пауль Шустер. Полное единство с руководством страны было проявлено и на чрезвычайной сессии Великого национального собрания, состоявшейся на следующий день после грандиозного митинга в центре столицы. Сессия приняла Декларацию об основных принципах внешней политики Румынии. Эйфория от осознания национального единства сохранялась и в последующие дни, недели и месяцы. По всей стране на предприятиях, в учреждениях, в научных институтах, учебных заведениях, в творческих союзах и т. д. быстрыми темпами и при массовом энтузиазме организовывались вооруженные патриотические отряды. Пауль Гома в «Солдате собаки» (1991) написал о том, как он смог стать защитником Родины, членом такого патриотического отряда, сразу после того, как сначала стал членом партии: «Я написал – под диктовку – что я, такой-то, хотя и сидел в тюрьме по политическим мотивам, в данный момент, когда Родина находится в опасности, прошу, чтобы меня приняли в коммунистическую партию Румынии как единственную организованную силу патриотического сопротивления, в защиту румынской земли против „иностранной агрессии, откуда бы она ни исходила“»[726].

На страницах центральных газет «Scanteia» («Искра»), «Romania libera» («Свободная Румыния»), еженедельника «Contemporanul» («Современник») гневно осудили интервенцию в Чехословакии и полностью поддержали политику партии и правительства Румынии видные представители литературы