Главное направление [развития] имеет просоциалистический характер. Есть опасность как справа, так и слева».

Он обратился к присутствовавшим на совещании с призывом:

– Поддержите прогрессивный процесс в Чехословакии!

Слово предоставили Биляку.

– Чехословацкая компартии, – начал он, – создала вам заботу, хотя и у вас самих таковых хватает. Трудно сказать, кто натворил больше плохого – Новотный или мы. Нам тяжело слышать в свой адрес критику. Мы должны держать ответ перед народом. Что-то подобное было у коммунистов после XX съезда КПСС. Мы тогда не довели дело до конца. Тысячи коммунистов были арестованы, тысячи партизан, все партизанские командиры осуждены, и никто их не реабилитировал.

Далее Биляк провел параллель с событиями в Польше в 1956 г. Тогда мы ошибочно считали, что власть в стране захватывают ревизионисты. Не знали, что происходит. ЦК КПЧ не был проинформирован.

– То, что накапливалось годами, ныне пришло в движение, – продолжал Биляк. – Рабочие массово выходили из партии. На собрания приходила половина коммунистов. Информация о том, что происходило в других братских странах, была неправильной или вообще отсутствовала. Наша ошибка заключается в том, что мы не прислали вам протоколы пленумов, что прессу, радио и телевидение мы выпустили из рук. Это ошибка. Антисоциалистические силы в стране есть. Идеологический сектор не владеет положением. Публикуется только отрицательное.

В конце выступления Биляк затронул и национальный вопрос:

– Ленинские принципы в национальном вопросе нарушены. Сейчас дискутируется вопрос, идти ли на создание федерации. Такой постановке вопроса способствовало непростое отношение Новотного к Словакии. Он не нашел ни одного теплого слова об этом народе! Словаки – малый народ, очень чувствительный ко всему, что касается его традиций. Есть много примеров пренебрежительного отношения Новотного к национальному вопросу.

Все выступившие чехословацкие представители оценили проект коммюнике как односторонний документ и утверждали, что в случае его принятия в предложенном виде он будет плохо воспринят в Чехословакии.

Так завершилась дрезденская встреча по чехословацкому вопросу, первая весной 1968 г. Мы, болгарские участники, пришли по меньшей мере к двум выводам, характеризующим совещание.

Первый вывод – вырисовываются серьезные расхождения между европейскими социалистическими странами, которые могут привести к конфронтации. Они имеют не только идеологический, но и глубокий политический, экономический и международный характер.

Второй вывод – после обстоятельной критики будет воспринят курс на преодоление имеющихся различий нормальным способом, на основе общих интересов. Было заявлено о доверии новому чехословацкому руководству. Это предполагало новые беседы и переговоры в будущем.

После возвращения в Болгарию позиция нашей делегации, заключавшаяся во внимательном подходе к событиям в Чехословакии и поискам решений на пути бесед и переговоров, получила одобрение.

Однако дальнейшие события начали развиваться в ином направлении – к экстремизму, к углублению той борозды, которая развела пути Чехословакии и других социалистических стран.

Прошла череда интенсивных бесед и переговоров. В случаях, когда они имели международный характер, в них участвовал лично Тодор Живков. Возвращаясь в Болгарию после таких встреч, он привозил все ухудшавшиеся новости. Вовсю заработал пропагандистский аппарат, преследуя цель разъединить народы.

Однако раздавались у нас и здравые голоса. Например, в связи с предстоявшим летом 1968 г. в Софии Всемирным фестивалем молодежи возникли опасения относительно поведения чехословацкой делегации. Отвечавший за проведение молодежного форума Лычезар Аврамов предложил (и это предложение было одобрено) не чинить чехословацкой делегации никаких препятствий, не реагировать ни на какие ее проявления. И что получилось в результате? На открытии фестиваля, во время прохождения иностранных делегаций чехословацкие представители выкрикивали лозунги, время от времени опускались на колени и скандировали:

– Наша демократия – это наше дело!

А после этого, чтобы привлечь внимание фанатов спортивного клуба «Левский», перешли к привычному для нас слогану – «Только „Левский“! Только „Левский“!..»

И больше ничего – фестиваль пошел дальше своим нормальным путем. Какой-либо конфронтации удалось избежать.

Все наше внимание было приковано к советско-чехословацким встречам. На них шли важные переговоры, но явно безрезультатно.

Приближались тревожные августовские дни. Чехословацкий вопрос несколько раз рассматривался и у нас на заседаниях Политбюро. Поначалу на них господствовала умеренность. Но постепенно информация, которую сообщал Тодор Живков, усиливала конфронтационные настроения. Уже возникали опасения, что решением проблемы могут стать давление и сила. Это было чревато плохим вариантом развития событий со многими неизвестными. Мы хорошо знали, что малым народам не суждено разрешать мировые конфликты.

В поведении членов Политбюро обозначились три тенденции. Некоторые осторожные попросту отмалчивались. Один-два функционера, во всем угождавшие Тодору Живкову, следили за его настроением, и поскольку он предчувствовал, куда дует ветер, допуская даже неблагоприятный ход событий, они спешили приспособиться, заявляли:

– Принять «вариант Тодора Живкова»!

Это был пустой и вредный призыв. Произносившие его очень хорошо знали, что автором этого «варианта» был не Живков, а некто другой, за пределами Болгарии.

И, наконец, третьи члены Политбюро старались смягчить напряженность.

Моя позиция определилась еще во время дрезденской встречи в марте месяце. Я упорно и, как мне казалось, убедительно повторял, что разногласия между социалистическими странами должны разрешаться только методом бесед и переговоров. Я был глубоко убежден, что в этих разногласиях, если только глубоко вникнуть в их суть и не допустить экстремизма, можно найти рациональное зерно, которое поможет нам вместе двинуться вперед к обновлению.

Что касается военного варианта, то в Политбюро никакая информация о такой возможности не поступала и никакие обсуждения не велись. Мы абсолютно ничего не знали ни об участии болгарских воинских частей в военной акции, ни тем более об их переброске.

Я предчувствовал, что что-то произойдет и это «что-то» станет судьбоносным событием. Привык часто слушать радиоприемник, настраивая его на волну какой-либо чехословацкой радиостанции. Горькой неожиданностью стала роковая ночь с 20 на 21 августа, когда внезапно изменилась обычная программа чехословацкого радио. В эфире слышались неразборчивые голоса. Чувствовалась тревога. Раздавались призывы!

На следующий день картина прояснилась. Вновь заработала пропаганда, представляя зловещее дело как успех, как братскую помощь в наведении порядка.

Оставалось сказать свое слово времени и грядущим летам. И они сказали. Спустя 21 год все страны-участницы военного вторжения в августе 1968 г. принесли свои извинения чехословацкому народу!

Перевод и примечания Т. В. Волокитиной (Институт славяноведения РАН)

Опубл. в: Живко Живков. Кръглата масса на Политбюро. 16-та република. Случаят «Кремиковци». Разгромът на «Тексим». Чехословашките събития. Крах на едноличната власт. София: Интерпрес 67, 1991. С. 150–163.

Думитру Балан

Интеллигенция Румынии и чехословацкий август 1968 г. (Воспоминания свидетеля)

Начну свой экскурс в прошлое с личных воспоминаний о горячих тревожных днях незабываемого августа 1968 г. За несколько дней до вторжения в Чехословакию войск стран Варшавского договора я в составе румынской делегации находился