Большими такими…

Ящички Тони решительно не нравились. Нарастало беспокойство, нервозность, пока объявляли цену, пока торговались…

Наконец, девушка плюнула на все – и поднялась с места, тут же став центром внимания всех присутствующих.

Но ей уже было все равно.

Сеньор Пенья попробовал взять ее за руку, но тонкая кисть выскользнула из его ладони, словно Тони маслом облили.

Шаг, второй… Тони опустилась на колени перед комодом, пробежала пальцами по богатой резьбе… дальше?

Что было дальше, не понял никто из присутствующих.

Но один из ящичков отходит в сторону. А оттуда…

– Демоны!

– Творец!

– Твою ж…

Высказывались все и сразу, в меру своей воспитанности. И неудивительно. Под лакированным деревом обнаружилась толстая и острая игла. Такой оцарапаться – легче легкого. Тони не оцарапалась, правда, но это другое. А обычный человек начал бы протирать комод, или полез в ящик… и готово?

А игла…

Сеньор Пенья сделал несколько шагов, пригляделся… м-да. Игла была смазана чем-то засохшим. Да так душевно смазана, что даже спустя длительное время смазка не осыпалась… и не осыплется. Жирная, тяжелая… характерного красноватого цвета.

– Арлея…

Присутствующие аж отшатнулись.

Арлея, да. Сильный яд, качественный…

Жутко стало всем. Особенно мужчине, который и торговался за этот комод.

– Я его хотел дочери подарить… демон! Ритана, я ваш должник!

Тони, словно очнувшись ото сна, разглядывала окружающих.

– Простите, таны, сеньоры… я, наверное, задумалась…

Отговорка была очень так себе. Но кто бы стал расспрашивать? Когда сеньор Пенья смотрит весьма недружелюбно.

Когда каждый осознает, что мог бы помереть после удачной покупки.

А вдруг тут еще есть мебель с такими интересными иголочками? Страшно как-то…

Первым очнулся наследник, заверещал, как заяц, что он не знал, а то бы никогда… и ни за что!

Ему, в принципе, верили. Какой же дурак такое будет нарочно делать? Но как-то… страшновато, что ли, стало? Когда такое мимо пролетело…

Сеньор Пенья, решив не упускать своего, поднял руку.

– Минутку! Таны, сеньоры, прошу помолчать!

Его послушались. Все равно никто не знал, что именно делать. Заткнулся даже Видаль. Сеньор Пенья наклонился к Тони.

– Ритана, вы можете посмотреть другие вещи?

Тони даже ответить не успела.

– Не бесплатно, ритана! – «Заяц» едва не запрыгал, понимая, что аукцион продолжается. – Я отблагодарю!

– Я не уверена…

– Хорошо отблагодарю! Вот!

Тони посмотрела на предложенное ей возмещение. Шкатулка… красивая, палисандровая. И тоже…

Пальцы аж зачесались.

Девушка протянула руку, взяла шкатулку и откинула крышку. Брошь? Большая, аляповатая… нет, неинтересно! Потом пальцы, словно зажив своей жизнью, подняли войлок, которым было выстлано дно шкатулки, и надавили на левый нижний угол.

Резко.

– Ой… – сказал Видаль.

Стилет блеснул голубой сталью. Холодной, недружелюбной. Ему так надоело лежать в этой темной коробке, он так жаждал вонзиться кому-нибудь между ребер… идеальное лезвие, на самом деле! Пройдет даже через кольчугу…

– Тут вообще есть предметы без подвоха? – напряженно поинтересовался кто-то.

– Я надеюсь, ритана согласится их осмотреть. Гарантии, конечно, дать нельзя, – сеньор Пенья не собирался упускать своего. – Но опасность явно будет меньше.

Тони вздохнула.

Да, отвертеться не удастся. Но почему бы и нет? Если за это заплатят?

– Хорошо. С вас апельсиновый мармелад, чашка кофе и можете показывать предметы. Посмотрю.

Мужчины заулыбались. Обстановка разрядилась.

Апельсиновый мармелад?

Невеликая цена за чью-то спасенную жизнь.

* * *

Валерии редко снились сны.

Очень редко.

Но в этот раз она не просто спала – она понимала, что это сон. И знала, где она находится, и что это реальность…

Во сне она была монахиней.

Самой обычной монахиней, самого обычного монастыря… сестра Бенедетта.

Как с ней была связана сама Валерия?

Четками. У монахини в руках были те самые четки. Только вот бывали они в тех руках не слишком часто. На молитве – да, а чтобы просто так… некогда. Все время некогда. И руки постоянно делом заняты.

То подмести, то на огороде, то со скотиной…

Кто-то думает, что в монастыре только молятся? Поверьте, нет. Там еще и работают.

Не все, не везде, но сестра Бенедетта была именно из таких. Искренне и неистово верующих. Она точно знала, что Творец есть, что все в мире – Его рук творение, а остальное…

Какое имеет значение, что сестра Микаэла ворует продукты с кухни?

Что сестра Хуана впала в грех чревоугодия?

Что матушка-настоятельница живет с их священником?

Никакого.

Вера в Творца – это работа над собой, а не выглядывание чужих грехов.

Сестра Бенедетта просто жила, молилась, была счастлива… и каждый день ее жизни был похож на другой. И каждый день отмечен был одним и тем же.

Молитвенным экстазом.

Истинной верой в Творца.

Валерия смотрела на это словно со стороны. Плакала во сне. А к утру поняла, что никогда, НИКОГДА не уйдет в монастырь. Верить так, как сестра Бенедетта, и жить так, как она, Валерия никогда не сможет.

А меньшего Творец не заслуживает.

* * *

– Как получилось, что вы стали продавать такие вещи?

– Как-как, – проворчал «заяц» Видаль. – Дядя, чтоб ему на том свете не чесалось, нашу ветку семьи не любил и не привечал. Вот и в дом лишний раз не допускал… говорил – помрет, все мое будет. А до той поры и монетки не дам, лучше на коллекцию потрачу.

Тони посмотрела с пониманием.

Ей повезло. Ее родственники приняли, а вот этот мужчина…

– А кто вы такой? Сами по себе?

– Да никто, – хмыкнул мужчина. – Считайте – крыса канцелярская. И начальства надо мной – не пересчитать. Папаша, тоже не тем будь помянут, младший братец, паршивая овца в семье, на матери женился. Но от семейства его отлучили.

– После чего он покатился по наклонной?

«Заяц», который носил красивое имя Модесто Люсио Видаль, согласно кивнул.