на груди и сигарой в руке мрачно сидел в стороне и не желал присоединяться к игре.

Когда мистер Черчилль, ныне сэр Уинстон, находился в Белом доме в напряженные годы войны, они часами беседовали с Франклином после обеда. Моему мужу было очень тяжело сидеть до часа или двух ночи, а на следующий день рано вставать, в то время как его гость оставался в своей комнате до одиннадцати. Полагаю, в то время я выказала беспокойство по этому поводу, и премьер-министр, вероятно, вспомнил об этом, когда позже в Лондоне сказал: «Вы действительно относитесь ко мне не очень хорошо, не так ли, миссис Рузвельт?»

Оглядываясь назад, я не думаю, что это действительно так – если не считать, возможно, сигар и горячительных напитков.

Думаю, стоит прервать мой рассказ на этом моменте, чтобы упомянуть, как я несколько раз видела принцессу Елизавету с тех пор, как она стала королевой. Она не теряет своего очарования, но теперь кажется мне еще более серьезной, чего стоило ожидать, ведь на ней лежат бременем все ее обязанности.

Однажды, когда меня пригласили во дворец побеседовать с ней, до машины меня провожала молодая секретарша.

«Должно быть, такой молодой девушке, – сказала я, – очень тяжело выполнять столько официальных обязанностей и одновременно быть женой и матерью».

Секретарь посмотрела на меня с удивлением и быстро сказала: «О нет. Вовсе нет. Королева очень хорошо разделяет обязанности». Как разделить обязанности своего сердца? Я задумалась.

За кулисами разгорелся жаркий спор о статуе. Сэр Кэмпбелл Стюарт, глава Ассоциации Пилигримов, которая собрала деньги на мемориал, и скульптор сэр Уильям Рид Дик были твердо убеждены, что Франклина стоит изобразить стоящим лицом к ветру. Но Уинстон Черчилль, который сам был художником, не согласился. Он утверждал, что, поскольку Франклин не мог ходить, статуя должна показывать его в сидячем положении.

Этот спор не выходил у меня из головы после того, как король Георг произнес речь на церемонии, а затем пошел со мной к статуе для торжественного открытия. Я потянула за шнур и, когда покрывало упало, обнаружила, что смотрю на статую, которая изображает Франклина таким, каким он был за несколько лет до своей смерти. Фигура стояла, одной рукой сжимая трость, а с плеч свисал знакомый плащ. Он производил впечатление молодого, энергичного человека, и я думаю, что именно такое впечатление мой муж хотел бы оставить у британского народа. Я ни на секунду не пожалела, что фигуру сделали в стоящем положении.

По обе стороны от нее расположены два неглубоких бассейна, а вокруг них стоят низкие мраморные скамьи, куда, как объяснил мне ландшафтный архитектор, могут приходить люди, садиться и обедать. На спинках четырех из них вырезаны «Четыре ценности свободы». Архитектор сказал, что, как ему кажется, Франклину всегда нравилось, когда рядом были люди. «И вот я сделал это возможным», – добавил он.

Судя по тому, что я наблюдала, посещая Гросвенор-сквер в последующие годы, люди с ним согласны. Возле статуи всегда есть люди, и я редко заставала моменты, когда на мраморном основании статуи не было видно хотя бы одного маленького самодельного букета.

Глава 30

Учусь премудростям работы в ООН

Теперь я хочу вернуться в конец 1945 года, когда началось одно из самых замечательных и достойных приключений в моей жизни.

В декабре 1945 года я получила послание от президента Трумэна. Он напомнил мне, что первое или организационное заседание Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций состоится в Лондоне, начиная с января 1946 года, и спросил, не хочу ли я стать членом делегации ООН.

«О нет! Это невозможно! – отреагировала я поначалу. – Как я стану делегатом, который помогает в создании Организации Объединенных Наций, если у меня нет опыта проведения международных совещаний?»

Мисс Томпсон убеждала меня не отказываться, пока я хорошенько не обдумаю эту идею. В общих чертах я знала, что было сделано для создания ООН. После встречи в Сан-Франциско в 1945 году, когда написали Хартию, ее приняли разные нации, включая нашу, путем конституционных процедур каждой страны. Еще я знала, что есть группа людей во главе с Эдлаем Стивенсоном, которая работает с представителями других стран-членов в Лондоне и готовится к официальному организационному совещанию. Я считала Организацию Объединенных Наций единственной надеждой на мир во всем мире. Я знала, что мой муж придавал большое значение созданию этой всемирной организации.

Наконец я со страхом и трепетом в душе согласилась. Но, возможно, не пошла бы на это, зная, что президент Трумэн может выдвинуть меня только в качестве делегата и что мою кандидатуру должны будут одобрить сенаторы, а некоторые из них недолюбливали меня из-за моего отношения к проблемам общества, а особенно к проблемам молодежи. Как оказалось, некоторые сенаторы действительно выражали ноту протеста президенту против моего выдвижения, но только один, сенатор Теодор Бильбо из Миссисипи, фактически проголосовал против меня. Он критиковал мои прежние высказывания о дискриминации негров, но, когда вашингтонские журналисты спросили его, почему он против моего выдвижения, он лишь ответил, что у него найдется столько причин, что ему придется написать книгу, чтобы охватить их все. Во всяком случае, моя кандидатура была утверждена Сенатом, и я до сих пор этому удивляюсь.

Стоит здесь отметить, что как делегат в ООН, а затем как член Комиссии по правам человека я получала зарплату, которая составляла бы около 14 300 долларов в год, за исключением того, что там платят только за фактически отработанные дни. Мои счета за транспорт и гостиничные номера оплачивало правительство. Когда мне требовалось выехать за границу, я получала около 12 долларов в день на расходы. Мои фактические расходы всегда превышали эти цифры, но я никогда не знала, сколько потратила из своего кармана, потому что не вела полный учет. Поэтому из подоходного налога я могла вычесть только те суммы, которые записывала в графу «официальные развлечения». Полагаю, что моя служба в роли делегата за семь лет действительно стоила мне немалых денег.

Я не знала, что мне разрешалось взять с собой секретаря на встречу в Лондоне, и когда прощалась с Томми, мне было тяжело на сердце при мысли о том, что в январе придется пересечь Атлантический океан одной. Члены делегации отплыли на «Королеве Елизавете», и пристань кишела журналистами и фоторепортерами, которые окружили сенаторов и конгрессменов, чтобы выудить последние заявления и фотографии. Однако все успокоилось, когда я подъехала на своей машине к причалу, довольно поздно поднялась на борт и нашла дорогу к своей каюте.

Первым, что я заметила там, была стопка синих листов бумаги на столе. Они оказались документами, большинство из которых имели пометку «секретно» и, по-видимому, относились к работе