Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К тому времени, как секретари подготовят такие ответы, мне остается прочитать и ответить, наверное, всего на дюжину писем или чуть больше. Я просматриваю их в разное время, как получится, и делаю пометки. Потом, обычно поздним вечером, когда все ответы уже напечатаны, я их перечитываю и подписываю. Нередко бывает и такое, что я засиживаюсь за этим занятием до часу ночи, особенно если ко мне приходят гости или я сама куда-то ухожу. Мне не приходится клеить марки на письма, которые отправляются жителям США, потому что все жены бывших президентов обладают такой привилегией, как франкирование, но мне приходится покупать марки для большого количества писем, которые я отправляю за границу.
Время от времени я что-нибудь делаю на радио или телевидении. Я отчетливо помню один эфир через Атлантический океан. Это Лиза Майтнер помогла нам раскрыть секрет атомной бомбы. Она работала над исследованиями урана в Германии в 1930-х годах, но была выслана при нацистском режиме из-за своего еврейского происхождения. В 1945 году она была в Швеции, и меня, в Нью-Йорке, попросили поговорить с ней в прямом эфире через Атлантику. Это был странный опыт. Пока я находилась в студии Национальной телерадиокомпании перед началом программы, техники связали нас по телефону со шведской студией, где нас ждала доктор Майтнер. Когда я заговорила с ней, то обнаружила на другом конце провода очень известную, но очень напуганную даму. Мы слышали, как человек из «Эн-би-си» в Швеции уговаривал ее открыть рот и начать говорить. Она чуть не заплакала. Наконец я попыталась успокоить ее, сказав: «Не бойтесь. Слушайте внимательно, что я говорю, а затем отвечайте медленно, думая именно о том, что вы хотите сказать, и все будет хорошо. Вы действительно хорошо говорите по-английски». Это было всего за минуту до того, как мы вышли в эфир, и я молилась, чтобы она последовала моему совету. Она так и сделала, и я считаю, что передача прошла успешно.
Конечно, я не все время провожу в Нью-Йорке. Я не могу даже предположить, сколько километров преодолеваю за год, но зимой я нахожусь в пути, возможно, одну неделю, а иногда и две каждый месяц, включая довольно регулярные поездки за границу. Многие из этих поездок для чтения лекций (я даю около 150 лекций в год) или по работе в АА ООН – краткосрочные, потому что всякий раз, когда мне нужно выступить на обеде или ужине, я стараюсь организовать все так, чтобы как раз вовремя прилететь самолетом, выполнить свои обязательства и вернуться обратно в тот же вечер или хотя бы рано утром следующего дня.
Я не устаю от путешествий, мне вообще нелегко устать – не так легко, как некоторым молодым людям, которых я знаю. Правда, иногда у меня болят ноги. Я называю такой вид боли «ногами Белого дома», и возникает она в основном из-за изменения костей в области подъема после того, как ты годами стоишь на приемах в Белом доме. В целом, я нахожу удовольствие в путешествиях, потому что они позволяют наверстать упущенное в чтении. На самом деле ради удовольствия я читаю в основном в самолетах, дома мне редко удается выделить время и взять все интересующие меня книги. Кстати, если мне и стоит на что-то жаловаться в своем образе жизни, так это на то, что у меня просто нет времени читать столько, сколько мне хочется.
Глава 29
Немногие минуты скуки
Моя свекровь как-то заметила, что мне нравится «устраивать в доме отель», и, вероятно, я до сих пор так делаю, когда бываю в Гайд-парке. Обычно там собирается много гостей, и среди них может быть кто угодно – от императора Эфиопии до моего новорожденного правнука. Иногда гостей бывает так много, что они приезжают целыми автобусами – это может быть группа студентов из разных зарубежных стран, которые приезжают на пару часов, чтобы посидеть под деревьями и поговорить со мной на любую тему, какую им заблагорассудится, или толпа из семидесяти пяти сотрудников ООН, приглашенных на пикник.
Еще я каждый год устраиваю пикник примерно для 150 подростков из Уилтвикской школы для малолетних преступников. По этому поводу я всегда стараюсь заручиться помощью внуков, которые обслуживают гостей и организуют подвижные игры. Мы вдоволь кормим мальчиков, а потом они обычно валяются на траве, и я читаю им сказки вроде «Рикки-тикки-тави» Киплинга или «Как у слона появился хобот». Вдобавок перед уходом домой мы раздаем им по пакету конфет.
У меня большая площадка для пикника, и летом пару раз в неделю ею пользуется школа или общественная группа, и если я в это время дома, то всегда стараюсь заглянуть к ним и поговорить несколько минут. Иначе им приходится самим о себе заботиться. Если уж на то пошло, мои гости в Гайд-парке обычно вынуждены заботиться о себе большую часть времени, потому что каждый день в определенные промежутки времени я занята работой. У нас есть бассейн, где они могут поплавать, теннисный корт, ручей c водяными лилиями и лодкой, а еще много места для прогулок по сельской местности в сопровождении моего Скотти, если он в настроении.
В Гайд-парке я езжу на своей машине, иногда встречаю гостей на железнодорожной станции в восьми километрах от моего коттеджа и часто совершаю покупки в придорожных киосках. В летние месяцы в моем морозильнике всегда запасено много еды, чтобы можно было накормить обедом любое количество гостей до двадцати человек – большинство из которых приходят неожиданно.
Среди моих посетителей – друзья или знакомые, с которыми мы встретились во время работы в АА ООН либо в годы моей жизни в Белом доме, но приезжают и официальные лица, чтобы посетить могилу моего мужа. Одним из самых интересных был император Эфиопии Хайле Селассие, который прибыл в Гайд-парк во время официального визита в Соединенные Штаты. Это был худощавый бородатый человек, обладавший достоинством и силой характера и, как мне показалось, желанием бороться за свободу, мир и прогресс в своей стране. Мне подумалось, что западная одежда, которую он носил во время путешествия, смотрелась на нем не так впечатляюще,