– Мое гнездо, – проговорил он, приглашая нас внутрь. – Вы вссю ночь не сспали, хотя у васс и не ночной образ жизни.

Мы с Бризи протиснулись в отверстие и оказались в практически круглой комнате. Пол был выстелен шкурами животных и сухими листьями. Кроватей нигде не наблюдалось. Бризи без сил рухнула на землю. Я вручила ей свою сумку вместо подушки, и она благодарна ее взяла.

– Я сейчас вернусь, – прошептала я. – Мне нужно кое-что спросить у Миты.

Она не возражала. Возможно, она уже успела уснуть.

Я просунула голову в отверстие и прошипела:

– Мита!

Он не успел уйти далеко. Остановившись, он дождался, пока я доберусь до него, переваливаясь с ноги на ногу, словно утка. Я дважды ударилась головой, но не о низкий каменный потолок, а о свисавшие с него полукруглые фонарики.

– Эскар приказала мне кое-кого найти. Это один из заключенных.

– Мы называем их жертвами, – поправил меня он. – Да, я могу помочь поисскать.

Он вывел меня из гнездовья, и мы прошли по еще одному служебному туннелю в комнату с… Я предположила, что это был какой-то аппарат. Он состоял из зарослей светящихся металлических стеблей и любопытного тонкого куска серебристого льда, приделанного к стене. Мита плюхнулся животом на квигский стул, напоминающий небольшой спуск, который никуда не вел, а потом достал из спутанных серебряных стеблей гроздь чашечек и придвинул ее к себе. У них были тонкие, гибкие черенки, из-за чего они походили на цветы жимолости. В каждый из цветков он засунул по когтю, а потом пошевелил пальцами, и на куске льда появилась сияющая надпись.

Это был не лед, а стекло. Я почувствовала себя немного глупо.

Я видела письменный мутья в одном из маминых воспоминаний – она как раз использовала приспособление, которое назвала «блоком записей». Этот аппарат был очень на него похож, только гораздо больше.

– Так, – проговорил Мита и, прищурившись, посмотрел на панель. – Лучше сделать это сейчас, пока мы не перенаправили всю энергию. Какую жертву мы ищем?

– Моего дядю Орму, – сказала я. Услышав слово «жертва», я почувствовала, как потеют ладони. – Ты можешь связаться с ним с помощью этой… эээ… машины?

– Нет-нет, – пробормотал квиг. – Это медицинсские записси. Мы можем поссмотреть, в какой он камере и усспели ли они уже ссделать из него фаршш.

Я сжала губы. Пусть Мита делает… что бы он ни делал. Его вытянутые глаза бегали взад-вперед, пока он читал; на кончике языка потрескивали нетерпеливые вспышки. Наконец он произнес:

– На него заведено огромное дело, но нет никаких записсей о том, что он здессь.

Я успела приготовиться к худшему, но эта новость застала меня врасплох.

– Они могли перевести его в другую лабораторию?

Один из глаз Миты повернулся ко мне.

– Я проверил. Он не записсан ни в одном из цензорсских учрешшдений. Это он? – Мита указал на панель одной из своих задних рук.

Я ахнула. Орма смотрел на меня, словно из окна, любознательно изогнув брови.

– Почему ты говоришь, что его здесь нет? – вскрикнула я. – Вот же он!

– Это только картинка, – сказал Мита и стукнул по стеклу. Орма не моргнул.

Если за стеклом могли появиться слова, почему бы там не возникнуть портрету? Я почувствовала себя глупо. Но эта картина так сильно напоминала реальность!

Мита заговорил:

– Иногда записси удаляют из ссоображений безопассноссти. Мы разнюхаем: возможно, что-то еще найдетсся. – Слова скользили по экрану. Мита читал, шевеля губами. – Я так понимаю, твоей матерью была дракон Линн? – Его пальцы лихорадочно двигались внутри своих футляров. За стеклом появились две картины с изображением моей мамы – в драконьем и человечьем облике. Я прижала ладонь ко рту, сдерживая то ли смех, то ли слезы.

Я никогда не видела ее лица. Она была очень похожа на Орму. Только красивее.

– Они с Эсскар были подругами, – сказал Мита. – Когда Линн сскомпрометировала ссебя, Эсскар присслала ей писсьмо, в котором умоляла вернуться домой. Но она не посслушшалась.

– Драконы пишут письма? – спросила я, удивившись этой странной информации.

Мита повернул на меня свой глазной конус.

– Твоя мать была в человечесском обличье. Она не ссмогла бы прочитать воздушную гравировку на шшкуре горного животного. Иначе Эсскар бы продиктовала тексст одному из насс. Я хотел ссказать, что сс этого началсся конец карьеры Эсскар. Она сстала ссомневаться.

– Эскар сказала, что ушла, потому что Зейд поставила мою жизнь под угрозу, – сказала я.

Шипы на голове Миты заходили ходуном.

– Это тоже. Потом она наняла моего кузена, чтобы он сследил за ее начальником. Он узнал, что тот держит в заключении получеловека. Это окончательно ее убедило.

Я уставилась на него, чувствуя, как сжимается желудок.

– Держит в заключении получеловека? – медленно повторила я. Я знала всех полулюдей, и только одна из них сидела под стражей.

– Да. Они взяли ее еще ребенком и проводили на ней экссперименты, – спокойно произнес Мита, снимая чашечки с пальцев.

Мои внутренности сжала ледяная уверенность.

– О-она жила в камере с крошечным окошком и носила ужасный костюм из кроличьих шкур?

– Так ты ее знаешшь! – воскликнул Мита. – Только не называй такие косстюмы ужассными при осстальных. У насс в горах не расстут хорошшие волокнисстые расстения.

Я пришла сюда не для того, чтобы узнать о детстве Джаннулы. Рассказ Миты поверг меня в ужас, но я не могла просто закрыть на него глаза. Я должна была все узнать. Должна была понять, кем являлась Джаннула и что делала. Здесь наверняка можно было найти ответы на те вопросы, от которых она всегда уклонялась.

Мита не хотел вести меня в ее камеру, но я настояла. Мы побрели по лабиринту служебных коридоров, останавливаясь только для того, чтобы сказать проходившим мимо квигам, что Эскар вернулась и что у них было много дел. Когда перед нами показался большой коридор, предназначенный для драконов, Мита сначала убедился, что он пуст, и лишь потом позвал меня за собой.

Один туннель проходил сквозь операционную, в которой три врача-дракона изымали память какого-то несчастного саара, лежавшего на высоком металлическом столе. Его черепная коробка была открыта; врачи что-то из нее вырезали с помощью механических рук, напоминающих сочлененные ножки насекомого, которые оканчивались скальпелями. При виде хирургов я в ужасе замерла, но Мита схватил меня за плечо своей тонкой задней рукой и потянул за собой мимо стальных полок с оборудованием. У врачей на каждом глазу было чашеобразное устройство, позволявшее им сосредоточиться исключительно на работе. Мита махнул квигутлам-фельдшерам, и они стали подносить губки и нити для сшивания особенно шумно.