Я лежала на животе у вентиляционной решетки. С обеих сторон ко мне прижимались квигутлы. Они терлись об меня головами, словно кошки. В какой-то момент мне это надоело, и я прошипела:

– Прекратите!

– Не можем, – проговорил тот, что был ближе к моему лицу. – Ессли они почуют вашш запах, то убьют васс, и всся работа Эсскар пойдет нассмарку.

Было трудно поверить, что существа, ведущие такие унылые разговоры, могут меня убить, но в тот день четверым инженерам-квигутлам прижгли кожу факелами: одному за то, что без причины подошел слишком близко к Цензору, а остальных потому, что они искали тники, спрятанные в драконьих логовах. Окончив работу, мы с соседями Миты по гнезду отправились в квигский лазарет, чтобы их навестить. Это было ярко освещенное помещение с несколькими бассейнами в форме яиц, встроенными в пол. Каждый из раненых инженеров лежал в отдельном резервуаре, наполненном какой-то вязкой жидкостью. Бризи помогала квигам-фельдшерам, зачерпывая жижу половником и выливая ее на нежные, обожженные головы. Пострадавшие квигутлы выглядели довольно радостными, учитывая, что с их тел слезала почерневшая кожа.

– Не переживай, им дают десстальцию, – прошептал мне на ухо один из квигов. – Они чувсствуют боль, но им вссе равно.

Я размышляла над этим высказыванием, когда в палату вошел Мита. Он по очереди поприветствовал каждого из своих инженеров, а потом посеменил ко мне. Оказалось, что он принес из гнезда мою флейту; теперь он торжественно вручил мне ее своей задней парой рук.

– Я надеялся, что ты ссможешь ссыграть нам пессню, – попросил он, проведя рукой по конусовидному глазу. – Я ее написсал. Я буду петь, а ты подыграешшь.

– Мне нравятся квинты! – раздался чей-то голос. – Длины их волн кратны друг другу!

– А я люблю тритоны! – воскликнул кто-то еще.

Мита выкашлял уголек, сплюнул его на пол и начал петь:

Я ошеломленно на него глазела. Не только потому, что он сочинил стих, который на его языке звучал ритмично и рифмовался, но еще и потому, что мелодия была абсолютно немузыкальной, и я понятия не имела, как ей подыграть. Я даже не могла выстроить квинту, потому что не понимала, какую ноту он поет – это скорее походило не на определенный звук, а на низкий, горловой рык. Но тут он стал через нос выводить пронзительные, посвистывающие гармонии, напомнившие мне пение Брасидаса на портовом рынке.

Я забеспокоилась, не разнесется ли этот звук по туннелям, но квигов это, похоже, не волновало, а они явно знали свою гору лучше, чем я. Тогда я решила, что тоже могу поверещать. Я сыграла несколько пробных нот, и квиги вокруг меня начали издавать шелестящие звуки. Это походило на одобрение, но я не была уверена, пока они не запели вместе с нами.

Мы создавали чудовищную какофонию – словно дерущиеся коты или доменные печи ада. У меня на глаза навернулись слезы, и вовсе не из-за того, что наша музыка диссонировала до зубного скрежета. Квигутлы были ей поглощены. Они взялись за руки, переплелись хвостами – один обернулся вокруг моей лодыжки – и мурлычущими нотами. Закрыв глаза, я слышала, что они делают: завитки звуков звали друг друга и скручивались в единое целое, словно гороховые побеги вокруг подпорки. Подпоркой были слова Миты, единственная повторяющаяся константа. Так звучало искусство, искусство квигутлов, и в каком-то странном смысле я нашла то, что искала – то, над чем когда-то смеялась дама Окра.

Я нашла свой народ, хотя на самом деле он даже не был моим.

Время шло. Никто не хотел возвращаться в гнездовье, тем более квигским этикетом не возбранялось засыпать где придется. Несколько квигов прилегли на пол, другие сгрудились на них, и все дружно захрапели. Я подползла к Бризи, которая сидела, обняв руками колени.

– Как ты? – спросила я по-порфирийски.

Она медленно покачала головой:

– Родители говорили, что они как крысы – грязные, хитрые, вороватые и больные. А я… я вижу, что в них есть нечто большее, но мне все равно здесь некомфортно. Зачем Эскар решила с ними сотрудничать? Не из жалости. Она не знает, что это такое.

Все это время я интуитивно полагала, что Эскар могла посочувствовать Джаннуле, Орме или квигутлам и вознегодовать из-за того, как Цензоры с ними обращаются. Но Бризи была права. Эскар таких эмоций не испытывала.

– С логикой дела обстоят так, – медленно произнесла я, вспоминая слова Комонота, – что она во многом состоит из геометрии. Она движется по прямой линии, поэтому начальные точки, незначительно отличающиеся друг от друга, могут привести тебя к противоположным результатам. Я думаю, Эскар исходила из того, что все разумные существа равны.

– Даже если они воняют? – уточнила Бризи, зевая.

Мы тоже нашли себе местечко на полу. Бризи быстро задремала, но я не могла перестать думать об изначальном принципе Эскар. Действительно ли все разумные существа равны? Это больше походило на убеждение, чем на факт, пусть я и была с ним согласна. Неужели, если проследить логическую цепь до самого основания, неизбежно придешь к нелогичному утверждению, которое можно только принять на веру? Даже бесспорному факту нужно, чтобы в его ценность кто-то поверил и начал строить на его основе свои рассуждения.

На каком-то этапе этой логической битвы мой мозг сдался. Утром меня облепили квиги. Я проснулась о того, что чей-то хвост оплетал мое лицо, а кто-то другой наполовину заполз мне под бок. Бризи они не трогали – видимо, недоверие сааров и квигутлов было взаимным.

Настал день, когда Эскар должна была вернуться вместе с Комонотом и изгнанниками, и на этажах, где работали квигутлы, царило нетерпеливое предвкушение. Мита приказал квигам отправляться на свои посты – судя по всему, все знали, куда им идти. Нас с Бризи он повел в кабинет электростатики (как он сам его называл), где мы с наименьшей вероятностью могли подвернуться под горячую руку бойцов, когда начнется сражение.

– В большинсстве коридоров будет абссолютно темно, – говорил он, привязывая к моему запястью переносную лампу. Она отбрасывала призрачный голубоватый свет. – Почти все запассные иссточники энергии уже отключены. То, что оссталось, будет ссветить еле-еле, а, в конце концов, все равно замигает и погасснет.

В кабинете электростатики был высокий потолок. Мы с Бризи с благодарным видом вытянулись во весь рост, потягивая замлевшие спины. Всю комнату занимал огромный вращающийся механизм, который шумел так сильно, что Мите пришлось встать на задние лапы и прокричать мне в ухо:

– Это генератор! Он производит энергию для ссвета и машин! – Он вгляделся в мое лицо, пытаясь разобрать, поняла ли я его. Я не поняла. Он продолжил: – Вы, люди, делаете крассивые ткани и музыку, эээ, но у васс не хватает знаний по есстесственной филоссофии. Вссе вещи в мире ссделаны из других, крошечных вещей, и мы засставляем некоторые из ссамых маленьких вещей выполнять за насс работу, тревожа их магнитами.