Я закричала в страхе за нее, но Мита уже потянул за рычаг, закрывая дверь. Язычки пламени лизнули ее края, а потом погасли.

– Ну что шш, – проговорил Мита слегка подрагивавшим голосом. – Это ее битва. Вссе правильно. Пойдем, я придумал маршшрут получшше.

Он повел меня по ужасно тесным тоннелям. Я ползла на локтях и животе, стараясь не думать о том, что могу застрять. Наконец мы пролезли в люк и оказались в операционной, совершенно пустынной, если не считать массивных металлических столов и хирургических аппаратов; в свете моей наручной лампы они отбрасывали зловещие тени. На полу блестела лужица серебристой крови.

Вдруг в соседней операционной послышался крик дракона. Мита побежал туда, но мне совершенно не хотелось к нему присоединяться. Я подкралась к огромной двери и заглянула в комнату, которую со всех сторон освещали призрачные огоньки – наручные фонарики квигутлов. Посередине стоял обратившийся дракон, и его взгляд был совершенно диким. Он схватил ртом какого-то квига и, помотав головой, словно терьер, перекусил ему шею. На металлическом столе неподалеку распластались еще два мертвых квигутла: по их ногам, свисающим с края, текла серебристая кровь, капая на каменный пол и сворачиваясь.

Вокруг дракона – на стенах и потолке, под шкафчиками и зловещей хирургической техникой – кишели дюжины квигутлов. Дракон подбросил в воздух труп квига и попытался схватить другого; он уклонился и спрятался под металлический стол.

– Доктор Фила! – закричал Мита. Он выбежал на середину комнаты, держа по огромному драконьему скальпелю в каждой из четырех рук. В руках квига они скорее напоминали мечи.

Драконий доктор обернулся. С его зубов капала кровь квигутлов.

– Помнишшь, как касстрировал моего брата? – спросил Мита, размахивая хирургическими приборами. – Помнишшь, как вырезал голоссовой аппарат моей матери?

Доктор плюнул в него огнем. Мита уклонился – пламя ударило в операционный стол, отбросив его в стену. Я в ужасе подалась назад.

– Помнишшь, как приссвоил сславу за изобретение моего дяди? – крикнул другой квиг за спиной дракона. – Помнишшь, что не помнишшь о нашшем ссуществовании, пока у тебя что-то не ссломается или пока не решшишшь ссломать одного из насс?

По всей комнате квиги глухо запели песню Миты. «Но отныне мы не бесспомощны…»

Мита затанцевал по комнате, уклоняясь от челюстей доктора Филы. Дракон не расправлял крыльев – места было недостаточно, и, разверни он их, тут же запутался бы в проводах и подвешенных инструментах. Мита запрыгнул на стол; доктор ударил, промахнулся и впился зубами в металл. Раздался скрежет. Я ощутила его позвоночником, и у меня застучали зубы. Судя по виду доктора, он на секунду перестал ориентироваться в пространстве.

Квиги набросились на него все разом.

Они двигались так быстро, что я не видела ничего, кроме росчерков света от их наручных ламп, которые словно писали в воздухе слово «опасность». За несколько секунд они связали доктора Филу тонкими, но крепкими проводами, которые, впиваясь в дракона, скрепляли его челюсть, чтобы он не мог плеваться огнем, и лишали его способности двигаться.

Закончив, они не стали насмехаться над ним или его мучить. Они разбежались по комнате, смывая кровь, поправляя сбитое оборудование и – что, на мой взгляд, было совершенно абсурдно – делая мелкие починки. Тела павших братьев они унесли прочь.

Я осторожно зашла в операционную. Из-за того, что по комнате бегали огоньки фонарей, было трудно идти по лабиринту из сломанного металла и разбитого стекла. Воняло дыханием квигов и серой. Дракон вперил в меня блестящие, черные глаза. Из его ноздрей вырвался дымок.

Мита, собиравший в рот осколки, поднял взгляд и махнул мне рукой, а потом жестом показал на металлический тазик, в который была налита вода. Я передала ему таз, и он выплюнул в воду расплавленное стекло, которое охладилось и застыло, превратившись в длинную, прозрачную лапшу. Мита вычистил краешки рта, проведя по ним своим огненным языком, а потом сказал:

– Ну что, допроссим этого парня?

– Будет ли он в настроении, чтобы нам ответить? – спросила я легкомысленно, хотя меня до сих пор трясло. – Ему же скрутили челюсти.

Голова дракона лежала на полу. Мита тазом ударил его по носу, а потом залез ему на шею и уселся среди шипов, приставив к его глазу скальпель.

– Ссейчас мы расспутаем тебе рот, – пояснил квигутл. – И ты вежливо ответишшь на вопроссы Ссерафины. Если ссделаешь хоть одно движение, угрожающее ее жизни, я выковыряю твой глаз, пролезу в осставшшуюся дырку и ссъем твой мозг. А потом моя подруга отложит яйца в твоей носсовой пазухе…

– Мита, хватит, – попросила я. Мита переговорил с другим квигутлом, и тот ослабил провода настолько, чтобы дракон мог произносить членораздельные слова сквозь сжатые зубы.

– Серафина, – пророкотал он. – Я знаю твое имя. У меня для тебя послание.

Страх ледяной коркой сжал мое сердце.

– От кого?

– От твоей сестры-получеловека. От генерала Лэди, – рявкнул он. – Твой дядя у нее. Мы отправили его к ней на юг. Ты должна сейчас же возвращаться в Горедд. Она больше не будет тебе потакать.

– Вы удалили ему память, прежде чем отправить на юг? – спросила я хриплым, полным ужаса голосом.

Доктор Фила фыркнул:

– Если бы мы это сделали, он уже не смог бы послужить приманкой. Ей нужна ты, Серафина. Знай она, на что ты готова его искать, она бы никогда не позволила нам привести его сюда, а с самого начала держала бы при себе.

В этот момент Мита по одним ему понятным причинам снова ударил доктора Филу тазом, и дракон потерял сознание.

Через час Комонот и изгнанники захватили лабораторию.

Позднее Эскар рассказала мне, что произошло: сильные воины начали штурм ворот, приманив лучшую часть охраны к главному входу. Тем временем более слабые воины прокрались в запасной тоннель, полагаясь на свою незаметность и хитрость. Они подстерегали Цензоров и ученых по одному и добрались до сердца горы, не встретив почти никакого сопротивления. Цензорам ничего больше не оставалось, кроме как признать поражение.

Точнее, большинство решило, что им ничего не остается. Некоторые Цензоры разделяли новую идеологию Старого Арда: пятеро из них сражались до последнего вздоха, забрав с собой жизни трех изгнанников и ранив еще одного. Другие были готовы подписаться под античеловеческой философией, но умирать за нее не собирались. Их отвели в камеры, находившиеся глубоко под землей, где им предстояло не спеша обдумать свои политические взгляды.

Я была в комнате с доктором Филой, когда за ним пришло два изгнанника. Я отправилась за ними по извивающимся темным коридорам и оказалась в огромном атриуме в самом сердце горы. Сюда проникал хоть какой-то свет – через проделанные в потолке маленькие окошки, которые были так высоко, что больше напоминали петли для пуговиц. По атриуму разгуливали сотни драконов. Они обрабатывали друг другу раны и подсчитывали припасы. Доктора Филу, еще до конца не отошедшего после встречи с Митой, отправили в дальний конец зала к другим ученым, техникам и пленникам, вызволенным из камер.