Её восторженный вскрик слился с его хриплым стоном обладания.

Обессилено упал на женщину, вдавливая в постель, давая почувствовать тяжесть своего тела, клеймя задыхающуюся от восторга любимую долгим победным поцелуем: «Моя».

Облокотившись на подушку и подперев голову рукой, Наташа смотрела на спящего Герарда. Разгладились морщины на лбу и в уголках глаз, серебрились нити седины в длинной чёлке. Покалывали кончики пальцев от желания притронуться к нему, но удерживала боязнь нарушить сон прикосновением. Как она жила без него долгих семь месяцев? Нахлынувшее чувство нежности вызвало слёзы.

— Ты смотришь на меня, — услышала едва различимое.

— Разбудила?

Невесомое дыхание у лица, подушечки пальцев тронули висок. Тёплое, трепетное касание губ. От неё пахло лаской и затаённой болью.

Не открывая глаз, глухо прошептал:

— Таша, не рви мою душу. — Её сдавленный выдох подтвердил, что он не ошибся. Птаха плачет. Он знал причину. Как не знать? — Мы будем вместе. Моя жизнь без тебя теряет смысл. Ты мне веришь?

— Да. — От его слов кружилась голова.

Притянул её, обнял крепко:

— Поспи.

— Мне нужно проводить герра Корбла и Элли. Они уезжают.

— Этот старик…

— Ничего не старик, — приложила палец к его губам, останавливая. — Он хороший. Я зиму жила в поместье его старшей сестры. Мы подружились.

— Всюду искал тебя, а вот в крошечный Хаденхайм не заглянул.

— Зимой в Алеме я встретила Хельгу. Она здесь, со мной, и хочет поговорить с тобой о малыше Бруно.

— Кто? — Сиятельный лениво потянулся.

— Кузина Бруно. Хочет забрать мальчика на воспитание. Это же можно? Она единственная, оставшаяся в живых его родственница. Ты ведь не станешь возражать?

— Это от неё был гонец? Графиня фон Борх?

— Да. Оказывается, «villa Rossen» до того, как король пожаловал её отцу, принадлежала семье Бруно. Он из графского рода, фон Стессель. — По тому, как насупился и изменился в лице Герард, поняла: — Ты знал, что Бруно фон Стессель… И никогда не намекнул… Почему?

— Это опасное знание, Таша. Мы с Бруно были как братья.

Она всё понимала:

— Так ты отдашь ей ребёнка?

— Я должен поговорить с ней, её мужем. Брунс не должен нуждаться ни в чём и расти под опекой достойного мужчины.

— Брунс? — заныло сердце. Бруно, милый Бруно… — Ты назвал мальчика именем его отца? А Эрна? Как она? Что будет с ней?

— Эрна не заслужила ни уважения, ни снисхождения. Такая женщина не даст сыну должного воспитания.

— Понятно.

Стало жаль глупую прачку. А она? Она тоже наделала немало глупостей. Желая сменить тему, Наташа расспрашивала о домочадцах замка Бригах: Ирмгарде, Юфрозине, Дитрихе и его детях, Киве и других.

— Я так соскучилась по всем.

— Скоро увидитесь, — прижал её к груди Герард.

— А Юфрозина ещё не готовится стать матерью? Ты будешь чудесным дедом. — Губы расплылись в улыбке.

— Не знаю. Кажется, нет, — уклонился от прямого ответа. — У них с Ирмгардом не всё ладно. Тебя ждёт приятный сюрприз.

— Какой?

— Приедешь — увидишь.

— Скажи сейчас, я умру от любопытства. — Шаловливо заглянула в глаза, поглаживая грубые рубцы на его груди, играя завитками волос.

— Тогда это не будет сюрпризом.

Удивилась:

— Ты же не знал, что мы когда-нибудь встретимся.

Сиятельный вздохнул:

— Не знал… Когда увидишь — поймёшь. — Гладил её волосы, пропуская пряди между пальцами. — Что от тебя хотел пфальцграф?

— Знаешь, странно как-то… Вернул очень старый долг.

— Чему ты удивляешься? Это правильно.

— Ты не знаешь предыстории.

В дверь тихонько постучали и молящий голос Фионы позвал:

— Госпожа Вэлэри…

— Фиона, чего тебе? — приподнялась Наташа, вслушиваясь.

— Там новые постояльцы понаехали. Много. И пришла служанка герцогини фон Мидем. Говорит, хозяйка послала за млынами. Я не понимаю, что она хочет. — Голос Рыбки сорвался на стон. — Я не справляюсь… Госпожа Вэлэри… Графиня Хильдегард куда-то спешно отбыла… Я одна. Господин нотар ещё не выходил из своего покоя.

Ну, с Эрихом всё понятно. А вот Хельга… Значит ли это, что она, не откладывая дело в долгий ящик, поспешила домой собирать доказательства родства с семейством Стесселей?

— Сейчас спущусь! — крикнула, вздыхая и, чмокнув сиятельного в щёку, со смехом увернувшись от его загребущих рук, соскочила с кровати, убегая в умывальню, откуда послышался её возбуждённый голос: — Надо же, поток постояльцев хлынул… Я думала, долго будет пусто.

— Чему ты удивляешься, Таша? Через четыре дня празднество по случаю коронации принца. Торжественная часть в Алеме, а потом герцог Швабский нагрянет сюда. Пожалует со свитой в палатинат на бал лицедеев. Вот уже кое-кто и заботится о своём благополучии. Не у всех здесь усадьбы да виллы. Такое торжество не часто случается.

Наташа показалась в дверном проёме умывальни с гребнем в руке:

— Бал лицедеев?

— Да. Но маску можно надевать по желанию. Этим грешат в основном женщины… Ветреницы. — В голосе проскочили нотки осуждения.

— Бал-маскарад, что ли?.. Почему ветреницы?

Герард, прикрывая рот ладонью, широко зевнул:

— Всё от скуки, Таша. Ветер у них в голове, потому и ветреницы.

— Коронация принца? А разве король… умер? — Поинтересовалась осторожно. Подобной новости не слышала. Да и когда слушать было?

— Говорят, когда Конрад отправился в южную Италию, занемог там неизвестно чем. И вот… Спрашивается, зачем ехал в Ром? Папа Бенедикт сам бы разобрался со смутьянами.

— А разве можно проводить коронацию при живом короле?

— Нужно. — Сиятельный подложил руки под голову, сквозь опущенные ресницы следя за своей Леди. — Отпадёт вопрос преемственности власти, не прольётся кровь претендентов на корону, укрепится прочность династии. Пир состоится здесь, в палатинате. Герман торжественно въедет в город и последует пожалование многих дворян в рыцари, будут розданы милостыни и многих коснётся милость молодого монарха. Вот и я собираюсь обратиться к нему за советом и помощью.

Наташа заплетала косу, а перед мысленным взором уже кружились в танце разряженные пары, слышались звуки старинной музыки, шуршание бальных платьев, блестели свечи в полумраке…

— Тебя пустят к нему? — От догадки, по какой причине мог появиться в Аугусте Бригахбург, дрогнул голос: — Ты приглашён на праздник.