Знаете что, у меня есть книга одного религиоведа. Он оценивал социологические исследования, опирался на цифры, статистику, личный опыт и научный подход. Сам он не bf. Я хочу вам завтра принести почитать эту книгу.

— Ну, приносите, почитаю, — вздохнула главный врач.

Вечером я заново пролистал Петренко и заложил страницы, где наиболее ярко обозначались причины недоверия рядового россиянина к «инаковерующим», а также приводились факты и исследования, объективно свидетельствующие о нравственности, ответственности, прилежности, приверженности семейным ценностям и прочим добродетелям bf. Некоторые ключевые высказывания я даже подчеркнул аккуратно карандашом.

Я принёс книгу Богомоловой и сказал, что если она не найдёт времени и желания целиком прочесть её, то пусть хотя бы взглянет, на то, что я выделил. Она вернула мне книгу дня через два.

— Я прочитала кое-что. Мне единственное, что понравилось, что эти люди не курят. Вот это действительно хорошо. А всё остальное, — всё это «божественное», — так, — (пренебрежительный взмах рукой).

«Ну что ж, и на том спасибо», — подумал я устало.

Глава 5. Друзья?

«Не враг меня поносит — я стерпел бы; не враг меня теснит — я бы укрылся; но ты, человек мне близкий, мой товарищ и друг!» (Псалом 54:13,14, Современный перевод РБО).

Если мой разрыв с Поли и соединение с Алиной вызвали раскол в среде моих друзей, отчего некоторые дистанцировались от меня, то моя новая любовь дистанцировала от меня почти всех.

Ранней весной я решил написать письмо Паше Ястребову в Железноводск. Нас, наверное, нельзя было назвать очень близкими друзьями, хотя многое в Паше просто восхищало меня. Это был удивительный человек. В походах он вообще был «бог», и я даже написал что-то такое сентиментальное в его адрес в дарственном надписании к своей первой книге, по одному экземпляру которой я раздал всем своим друзьям. Я помню, как первый раз его встретил. Я пришёл в общагу к Якову, как всегда с намерением провести время за преферансом, пивом, с гитарой, сигаретами, под какого-нибудь заезженного Гребенщикова на задрипанном кассетнике (и ни в коем случае не учиться, хотя надо было бы). В комнате никого не было, кроме невысокого крепенького парня, который сидел за столом спиной к входу. Меня он поприветствовал и встретил так, как будто уже сто лет меня знал. На лице его была легкая и вжитая улыбка, а речь тихая, с какой-то полуироничной безобидной констатацией несерьёзности различных явлений жизни. Это был как раз Паша. Выяснилось, что он близкий друг Мишки Государева и Коли Крабина (очевидно, со школы). Он учился, кажется, в Политехе (пока не бросил и не ушёл в инкасаторы), но очень ловко отцеживал из мишко-колиного медицинского лексикона всеразличные латинизмы и забавно добавлял их в повседневную плетёнку общения. Под настроение Пашка был способен рассмешить до колик. Уйдя от Дины, но ещё не зная Поли, я некоторое время пытался сойтись с Ирой Семёновой, экстрасенсшей. Однажды я притащил её к Якову на очередную сигаретно-карточно-водочную кричалку, и Паше жутко приглянулась Ира своей восторженной открытостью взора (как и многим, кто не знал Иру слишком близко). Иру следовало проводить, и Паша вызвался пристроить нас с ней у него на ночлег. Мы шли по морозному водочному к-му февралю, и Паше вздумалось нас смешить. Я не помню, что он нёс, но мы с Ирой ухахатывались до полного обессиливания. Тогда мы с ней садились в сугроб и пытались высмеяться до конца, но Паша не давал нам расслабиться и продолжал смешить. Потом мы всё-таки вставали из сугроба и шли дальше. Паша выбирал новую тему, и опять это было так смешно, что мы с трудом доходили до следующего сугроба, чтобы сесть в него.

Паша был первым среди моих знакомых, кто приобрел видак. Мы, помню, смотрели в первый день «Хищника» с Шварценеггером. А потом я несколько раз висел там на порнографии.

Сто́ит, как примеры, привести пару случаев из походной жизни и пару эпизодов, связанных с православной верой, чтобы очертить в общем, каков был Пашка. Как-то в мае мы вчетвером (ещё были Насреддин и Государев) отправились на северские озёра. На второй или третий день, пока мы шли, полил ледяной обжигающий дождь, и стало вдруг коченеюще мёрзко. Надо было встать, всё высушить, поставить и сготовить поесть. Но руки и впрямь онемели, настроение безнадёжно скисло, было дико лениво и невозможно до прострации. И вот, пока я немощно собирал бессмысленный тонкий валежник, а Колёк с Майклом по очереди, сидя на своих ковриках, упражнялись в ироничном словоблудии, труня над Пашкой, этот герой один нарубил весело целую сухую поленницу (ибо не поленился обтесать влажные наружные края у каждого полена) поставил, взбодрил и перед каждым изгаляльщиком и каждым немощным таскателем мокрых палочек поставил по тарелке горячего супу, и всё за какие-то полчаса. А потом, измождённый, лёг спать в палатку. Но вредный Государев не давал, и поминутно будил героя. Несчастный же герой смиренно вздыхал и ворочался.

Курсе на третьем, летом, мы всемером (был ещё Тимофей Вестницкий, Маришка с Колей и ещё две девушки с нашего курса) отправились в водный поход куда-то в И… волость. Походик был недлинный, всего дня четыре. Но в последний вечер вдруг обнаружилось, что нечего пить. Все были уверены, что водка кончилась ещё позавчера. А выпить хотелось. Особенно Кольку Насреддину. Паша начал с ним диалог.

— Что, дядя Коля, плохо, да?

— Я не понимаю, почему в лесу никогда ларька нет.

— Да-а.

— Пашаня, а у тебя ведь есть чего-то, я же знаю.

— Да откуда, с чего ты взял? Моё же всё ещё в первый день выпили, забыл что ли?

— Ну да. Эх. Что же делать?

— Может в деревню сбегать?

— Ага. Пока добежишь, и в окна стучать в 12 ночи. И там три дома всего, из которых только один, может быть, жилой. Ты побежишь?

— Не. Мне нормально. Это тебе догнаться хочется.

— А автобус там последний когда до И… уходит?

— Коль, ты чего, в И… решил поехать? (Паша заливисто смеётся.)

— Ну а чего делать?

— Вон, пускай Игорь песню споёт.

— Да не поётся насухо. А там дождь. Сидеть в дурацкой палатке всю ночь и смотреть друг на друга. Скучно.

— Ну всё, заныл, заныл.

— Не надо было всё выпивать в два дня. Кто так делает?

— Да, кто? Ты же первый всё и выпил.