— Саялат… — в силу своей профессии или по какой другой причине, но я первым пришел в себя, — надеюсь, ты понимаешь… что никогда этого не говорила?

Она пару секунд испытующе смотрит в мои глаза, и я прекрасно знаю, что там видит. Потому что этот безжалостный ледяной взгляд не один день отрабатывал перед зеркалом.

— Иначе… вы меня убьете? — В изучающем взгляде нет ни капли страха.

— Ну как вы могли такое подумать! — пришел мне на помощь опамятовавшийся король. — У нас в стране даже для преступников нет смертной казни.

— Ну да, зачем их казнить, если можно заставить бесплатно работать!

Судя по количеству яда, который ханша вложила в эту фразу, Торрель задел очень болезненную для нее тему. И я не поручусь, что сделал он это нечаянно. Уж больно довольное выражение промелькнуло на лице короля после яростного выпада ханши.

— Ну не кормить же преступников бесплатно за все то зло, что они сотворили, — примирительно произношу я, поднимаясь и подходя к маленькому столику с письменными принадлежностями. — Кроме того, даже у осужденных нельзя отнимать последнюю надежду, да и совершенно исключать возможность судебной ошибки тоже не стоит. Энилий, тебе нетрудно будет попросить кого-нибудь из ваших привести этого человека?

— Нетрудно, — прочтя написанное мной, коротко ответил маг и почти в тот же миг дверь открылась и один из лакеев с вежливым поклоном забрал листок из моих рук.

Саялат и виду не подала, что ее поразила такая расторопность слуг, я же только тихонько хихикнул про себя. Необычайная прозорливость и вежливость одетых в одинаковые ливреи парней объясняется очень просто. Личными лакеями короля, с совмещением функций телохранителей, отрабатывают практику ученики старших классов магической школы. И они совершенно не стесняются при этом использовать собственные способности и мощные амулеты.

— А если я не захочу… знакомиться с твоим человеком? — еще вредничает ханша, но я уже точно знаю, что не потрафить своему любопытству она не сможет.

— Тогда тебя немедленно отправят в Дильшар, в ханский дворец, — сделав незаметный знак Торрелю не вмешиваться, светским тоном говорю я. — Только прежде хорошенько подумай — ты точно хочешь там сейчас оказаться?

Саялат сосредоточенно выковыривает ложечкой сочную мякоть экзотического фрукта, старательно делая вид, что не слышит моих слов, хотя зайцу ясно, именно этот вопрос ее и мучает с того самого момента, как мы рухнули из портала на красный песок. Ханше сегодня уже несказанно повезло несколько раз. Первый — в тот момент, когда мне вздумалось проверить перстень Хенрика, второй — когда чай оказался холоднее, чем она любит. И чуть позже, когда Хенрик в прыжке поймал не предназначенную ему розочку, в результате чего мы случайно захватили Саялат с собой. С ее умом просто невозможно не понять, что такое запредельное везение может закончиться в любой момент. Особенно если кто-то могущественный сегодня утром подписал ей смертный приговор и предпринял все меры, чтобы его вердикт исполнился.

— Ты мне угрожаешь? — наконец подняла сузившиеся глаза ханша, закончив терзать фрукт.

— Не притворяйся! — неожиданно для самого себя разозлился я. — Ты прекрасно понимаешь, что не угрожаю, а пытаюсь найти способ помочь. Разумеется, не задаром… Взамен ты поможешь нам спасти из зиндана невиновных. Тот, кто решил от тебя избавиться, не в игрушки играет. Судя по всему, это очень умный… и очень жестокий человек. Несколько десятков чужих жизней для него не стоят даже выеденного… фрукта. Впрочем, зачем я тебе это объясняю? Сама уже небось давно сообразила. А теперь постарайся подумать… Нет, не кому ты могла так насолить, этот список нам и за год не проверить. А вот у кого были возможности, и главное, средства для исполнения этого плана.

Разумеется, я и сам могу назвать десяток таких личностей, но с ее помощью мы значительно быстрее найдем среди них того единственного, кто нам нужен. А уж найти способ заставить его вернуть свободу неповинным людям для магов не составит особого труда.

— Ты хочешь сказать, что меня может не любить целая куча людей? — с преувеличенным возмущением уставились на меня влажные черносливины ее глаз.

— Нет, говорить ничего не хочу, а вот доказать могу, — едко хмыкаю в ответ, ну не могу я оставаться добреньким, когда лучшие друзья в смертельной опасности.

В такие моменты меня вообще лучше не задевать. От тревоги за друзей я перестаю понимать даже самые безобидные шутки и не способен шутить сам. Может, оттого, что мой мозг активно просеивает в эти моменты горы информации, анализирует и отбрасывает варианты, припоминает схожие проблемы и их удачные решения. Мне в таких обстоятельствах не до пустого трепа, и, хотя я сам не имею возможности срочно отправиться на помощь, сдерживать свои мысли даже не пытаюсь.

— Вызванного вами человека доставили, — лаконично доложил бесшумно появившийся в дверях парень в ливрее, и я молча кивнул, разрешая пропустить в кабинет своего подопечного.

Он неуверенно шагнул в комнату и остановился у порога. Застыл в позе новобранца — руки навытяжку — и молча ждал, не зная, как поступить дальше и что сказать. Молчали и мы, но не оттого, что не хотели ему помочь, а в ожидании реакции Саялат. Сама же она намеренно не поднимала на вошедшего взгляд, с преувеличенным вниманием ковыряясь в поставленной на колени вазе со сладостями. Молчание затягивалось, заставляя парня мяться у порога и нервно теребить полы куртки. Положить руки в карманы он так и не решился.

Наконец ханша не выдержала. То ли любопытство заело, то ли гордость взыграла. С независимой ухмылкой подняла взгляд и с заранее приготовленной скучающей миной повернулась к двери.

У нее хватило выдержки не вскрикнуть и не ахнуть, только чуть побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в край вазы, выдавали ее потрясение. Она, несомненно, его узнала, просто не могла не узнать, уж слишком они были похожи. И уже тем самым, что смолчала, Саялат выдала себя с головой. Значит, наверняка знала, почему никто не будет искать Ахтархона ни в Этавире, ни в Остане, и была до конца уверена, что никто не заподозрит ее в организации подмены.

— Проходи, Рашат, садись к столу, бери тарелку, — мягко пригласил Торрель. — Ты знаешь, кто я?

— Знаю, — неуверенно присаживаясь на край стула, кивнул останец. — Вы король.

За годы, проведенные в руднике вместо Ахтархона, он хорошо научился понимать наш язык и говорил почти без акцента.

— Тебе уже принесли извинения за происшедшую страшную ошибку. Но я еще раз, от себя лично, прошу простить нашу страну… за то, что ждать справедливости пришлось так долго.

И хотя Торрель извиняется от чистого сердца, все присутствующие, кроме Рашата, не могли не понять, что его оправдания — это откровенный упрек ханше Саялат. Однако чтобы пробить непроницаемый кокон, в который спряталась душа женщины в тот миг, как она увидела Рашата, одних упреков явно мало. Нужно нечто более проникновенное… И потому я, тяжело вздохнув и мысленно попросив у Рашата прощения за то, что собираюсь проделать, начинаю полный трагизма и душераздирающих подробностей рассказ о Майнере-эни. Подробно описывая, как она в любую погоду, изо дня в день сидела с его портретом в руках возле дома, где в последний раз видели ее сына, и хватала прохожих за полы, умоляя вспомнить, не знают ли они, где ее Рашат. Рассказал о всаднике, который затоптал конем несчастную старуху, о Заре, рисовавшей для нее портреты, и об убийцах, пришедших зарезать художницу. О пропавшем помощнике Джуса и о проститутке из гостиницы, которую убили лишь за то, что она подглядела, кто за ним приходил. О подставном брате князя Шуари, о лже-родиче Тахара и Лайли, о начальнике Иштана и еще несколько подобных историй, которые мне рассказали Ештанчи и Дженгул.