Джоли пыталась успокоиться и говорить убедительно, но все же сказала срывающимся голосом:

– Пусть Твайла покажет тебе руки, ма. Ты увидишь следы уколов на обеих руках. Пусть она тебе покажет. Скажи ей.

– Джоли, ты меня пугаешь, – встревожилась мать. – Это на тебя не похоже – говорить такие жуткие вещи о собственной сестре.

– Все в порядке, мама, – сказала Твайла. – Посмотри. Посмотри сюда. – Она закатала рукава блузки намного выше локтя. Кожа была ровная. Никаких следов уколов. – Посмотри сюда. – Она закатала другой рукав. Безупречная кожа. – Это все какое-то глупое недопонимание. Успокойся, Джо, выпей колу, мы поговорим и все решим.

Мать села на подлокотник кресла и погладила Джоли по волосам:

– Пожалуйста, детка, нам всем надо быть взрослыми. Выпей колу, и мы все решим.

Ее слишком уж часто уговаривали пить колу. Пожалуй, в два раза чаще, чем следовало. Через мгновение она успокоилась, полностью взяла себя в руки, овладела собой так, как это делают приговоренные с петлей на шее и люком под ногами, когда остались считаные секунды, чтобы подумать, как освободиться от петли. Мать сидела на подлокотнике, положив руку на плечо Джоли. Твайла стояла перед креслом. Возвышалась над креслом. Твайла смотрела на стакан с пузырящейся колой. Мать тоже смотрела на стакан колы. Так, словно стакан был чашей Грааля, а кола – вином, которое сейчас превратится в кровь.

– О черт, – сказала Джоли.

Мать оторвала взгляд от колы. Твайла оторвала взгляд от колы. Джоли поднялась с кресла и плеснула колой в лицо сестре…

Как было условлено заранее, Джейн поехала следом за Берни Ригговицем на окраину Тусона – менее часа езды от необычного автосалона Энрике де Сото. Они поставили свои машины бок о бок на парковке супермаркета и перенесли чемоданы и сумку Джейн из «мерседеса» в «форд-эксплорер».

– Вам лучше снять эту шляпу, – сказала она. – Иначе какой-нибудь коп арестует вас как мафиозного босса.

– Кто знал, что я сойду за хладнокровного убийцу? Хватит уже бездельничать, меня ждет карьера жанрового актера.

– И еще какого. Можете не сомневаться.

Они обнялись, Джейн поцеловала его в щеку, и Берни попросил ее подождать, сказав, что хочет дать ей кое-что. Он дал ей номер своего айфона, свой бруклинский адрес, адрес дочери в Скоттсдейле, телефон дочери, имя и номер телефона своего племянника, пародонтолога, если ей вдруг понадобится зубной имплантат, визитку из пекарни в Скоттсдейле, где пекут такие булки – умереть можно, и одну из фотографий Мириам, лежавшую в его бумажнике, когда он путешествовал по стране вместе с ее духом.

Они обнялись еще раз, Джейн села в «эксплорер» и захлопнула дверь, а Берни высунулся из опущенного окна:

– Кажется, будто вы и в самом деле моя внучка, Элис. Скажите честно: вы прорветесь?

– Шанс есть, Берни. А что еще у нас, кроме шанса?

– Не знаю, во что вы сунулись, но надеюсь, что благополучно высунетесь. По мне, вы заслуживаете не просто шанса, но всего самого лучшего.

Поколебавшись, она спросила:

– Вы знаете, кто я на самом деле?

– Может, мне надо смотреть новости, читать новости? Тьфу! Это все сплошная ложь или мерзость. Или мерзкая ложь. Мне не нужно знать, кто вы такая. Я знаю, что вы – вот такая.

…Плеснула колой в лицо Твайле, пригнулась и ударила в нее плечом, отбросив на кровать.

Мать вскочила с подлокотника кресла: «Джоли, прекрати!» – и схватила ее.

Джоли вырвалась и бросилась к двери.

Задвижка. Цепочка.

Мать ухватила Джоли за руку, попыталась помешать ей, скинуть цепочку.

– Мы хотим тебе только хорошего, детка. Клянусь тебе, только хорошего.

Никогда в жизни Джоли не поднимала руку на мать. До этой секунды она и представить себе не могла, что одна из них может напасть на другую. Она почувствовала себя обезоруженной любовью, не способной нанести удар.

Мать развернула Джоли и прижала ее спиной к двери. На лице матери не было злости. Только то, что казалось озабоченностью.

– Все в порядке, детка. Ты пока не понимаешь, но все будет в порядке. Разве я могу сделать тебе что-то плохое? Конечно же нет. Я родила тебя, и я хочу тебе только хорошего. Самого лучшего.

Лица их оказались в нескольких дюймах друг от друга, дыхание смешалось. Джоли заглянула в глаза матери. В них ничего не изменилось. В них не было угрозы.

– Я хочу прогуляться, – сказала Джоли, со смятением слыша дрожь в собственном голосе. Перед ней стояла ее мать, но Джоли чувствовала, что демонстрировать слабость будет опасно. – Мне нужно подышать свежим воздухом, проветрить мозги.

– Мы должны оставаться здесь, дорогая: друг папы может позвонить. И потом, я не могу отпустить тебя одну. Хорошенькой девушке на стоит ходить одной по чужому городу.

Твайла вытерла глаза и положила на кровать чемодан матери.

– Послушай маму, Джо. Не знаю, с чего ты на меня окрысилась, но ты же знаешь, что мама на твоей стороне.

– Джоли, детка, тебя трясет, как лист на ветру, – сказала мать. – Что творит твое безумное воображение? Вернись-ка в кресло, сядь, я налью тебе еще колы.

Открыв чемодан, Твайла сказала:

– Тебе нужно было выпить колу вчера вечером в «Макдоналдсе». Ту, что я заказала с твоим десертом.

Продолжая прижимать Джоли к двери, мать улыбнулась и сказала:

– «Слишком сладко – кола с десертом». Вот что ты сказала. И конечно, была права.

Значит, в колу подмешали успокоительное.

– Когда вы с мамой вернулись из туалета, – сказала Твайла, – она выпила свой кофе, весь, до капли. Если ты тоже выпила тогда колу, то сейчас бы так не волновалась.

Мать улыбнулась. Ее дыхание было теплым, приятным, как аромат свежевыпеченного хлеба. Голос звучал мягко, успокаивающе.

– Твайла права, дорогая. Ты бы сейчас так не волновалась. Видишь, я же не волнуюсь. В этом нет необходимости, детка. Давай вернемся в кресло, сядем и будем уважительно относиться друг к другу.

Из чемодана матери Твайла вытащила шприцы и коробочку с теплоизоляцией, положила их на покрывало.

– Что со мной будет? – спросила Джоли.

– С тобой? – переспросила мать и рассмеялась, тихо и подчеркнуто любовно, словно неспособность младшей дочери понять происходящее казалась ей восхитительной. – Ничего с тобой не случится, девочка. Обожаю твою склонность все драматизировать. Настанет день – и ты, может, станешь великим писателем. По-настоящему великим.

– Что это за шприцы?

– Тебе же делают каждый год прививку от гриппа, да?