— Прямо как в анекдоте про доброго молодца, — пробормотал я, невольно передернув плечами.

— Это про какого же? — отозвался Дюха.

— А вот выехал однажды добрый молодец на перекресток. Видит — камень лежит, а на нем написано: «Налево пойдешь — коня потеряешь, направо — голову сложишь, а прямо отправишься — мудаком станешь». Молодец удивился, да и поехал прямо. Выезжает на речной бережок — травка зеленеет, солнышко светит, птички поют. На травке сидит Змей Горыныч, поляну накрыл: бутылка, закусь — все честь по чести, отдыхает. Ну, молодец подкрался и хрясь мечом — одну голову снес, потом вторую. А третья голова к нему поворачивается и говорит: «Ну и кто же ты после этого?..»

Хохотали все, даже сдержанный всегда Сотников. Наконец, отсмеявшись, Степан махнул рукой, и наша повеселевшая компания дружно затопала прочь от трассы, в глубину Бакчарской тайги.

* * *

— Слышь, Прокоп, мы так не договаривались! Я не хочу в тайгу!..

— Пойдешь, как миленький, мокрушник! Или я тебя положу рядом с убиенным тобой геологом. Ты меня знаешь!..

— Не надо!.. Прокоп, а позвони хозяину, а?.. Может, и не надо будет никуда идти?..

— Ты что, совсем рехнулся?! Хозяин сказал, чтобы без тамги не возвращались!

— Так ведь взяли мы тамгу у того попа…

— Взяли, да не ту! Не работает она. Без той, что в ските…

— Да где же мы теперь этих фраеров по тайге искать станем? Они уж поди полдороги до скита уто?пали?..

— А ты вот это видел?.. Хозяин всё предусмотрел. Эта машинка — пеленгатор называется. Охоту на «лис» знаешь?

— Что-то вроде соревнований?..

— Точно! Это еще спортивным ориентированием называют. У нас — пеленгатор, а у них там — «лиса» имеется!

— Подсадной?!

— Не совсем, но… согласился поработать на хозяина. У него в одежде радиомаяк зашит.

— Круто! Прокоп, а меня научишь «лису» ловить?..

— Двигай давай! Не ровен час, менты на хвост упадут. И так по твоей милости сутки на сеновале отсиживаемся. Шухер по всему Бакчару идет…

* * *

Поход наш, несмотря на общий бодрый настрой, как-то не заладился с самого начала. Не знаю, как остальные, а у меня сложилось стойкое ощущение некоего скрытого противодействия со стороны леса. Буквально каждый шаг по нему сопровождался всякими мелкими неприятностями. Ветки кустов, казалось, специально выскакивали навстречу, норовя хлестнуть по лицу. Корни то и дело пытались поставить подножку, внезапно высовываясь из-под плотного слоя опавшей хвои и прошлогодних листьев. Под ним же нет-нет да прятались ямы и ямки различного калибра, и если бы Степан с самого начала не заставил нас обзавестись импровизированными посохами для прощупывания тропы, мы бы, наверное, уже повывихивали все конечности, и поход прекратился бы, едва начавшись.

После полудня вдруг зарядил мелкий и достаточно холодный дождь, хотя погода стояла еще летняя, теплая. Наша одежда намокла тоже на удивление быстро, отяжелела и начала натирать в самых неожиданных местах.

В результате до темноты мы не прошли и половины предполагаемого расстояния. Да еще Степан время от времени останавливался и совершал какие-то странные и непонятные то ли обряды, то ли молитвы, каждый раз выбирая для этого просвет между деревьями или маленькую поляну. Он быстро вытаптывал в подлеске небольшой круг, доставал из своего рюкзака несколько одинаковых палочек, точнее, обломков веток орешника или ольхи, садился на корточки, втыкал палочки в дерн, располагая особым образом вокруг себя, и шептал при этом, кажется, одни и те же слова, но не по-русски. Нас же он каждый раз просил присесть и не говорить и не двигаться.

В конце концов, заинтригованный, я догнал парня на марше и тихонько поинтересовался, что же он такое творит?

— Отвожу глаза слугам Хозяина урмана, — просто сказал Степан. — Иначе он узнает о нас, и мы не сможем дойти до скита.

Я, признаться, слегка обалдел от такого поворота — ну, никак не ожидал от молодого парня столь глубокого погружения в древнюю мистику! Хотя кто их знает, лесовиков?.. Суеверия — штука въедливая и иногда вполне оправданная жизнью и обстоятельствами.

— И кто же его слуги? — спросил я погодя.

— Звери, птицы… — пожал плечами Степан.

— А почему ты повторяешь… э-э, свой обряд? Разве он не должен действовать с одного раза?

— Смеетесь?.. Я же не ведун. Так, нахватался от деда маленько… Не думал, что вообще когда-нибудь пригодится.

— Погоди! «От деда»… Так Илья Сергеевич — ведун?!

— Нет, дед Илья — неверующий. Это его брат, дед Фома. Он в тайге живет с весны до осени, только в зиму приходит к нам. Говорит, стар стал, холодов не выдерживает.

— Так у него в тайге заимка есть?

— Нет. Он просто в лесу живет.

— А что он там делает?

— Врачует его, зверя и птицу следит. Чтобы не болели, чтобы законы тайги соблюдали…

Я снова замолчал в затруднении: чудны дела твои, Господи!.. Никогда бы не подумал, что с виду вполне современный парнишка может иметь такое необычное мировоззрение! Ну, я-то — ладно! Мое увлечение мистикой скорее похоже на увлечение загадками природы и человека. Но Степан — другое дело. Он говорит о Хозяине тайги на полном серьезе и с неподдельным уважением, если не страхом… Хотя нет, страхом здесь не пахнет. Действительно — глубокое уважение.

— Слушай, Степа, все хотел тебя спросить: почему ты решил проводить нас? Ведь прямо Хозяину в лапы идем?..

— Поквитаться хочу, — помедлив, буркнул парень. — За мамку с папкой…

— Ого!.. А что с ними случилось?

— Пропали. В урмане, три года назад…

— А… кто они были?

— Промысловики. По контракту работали.

— И ты решил, что их этот… мойпар убил.

— Я не решил, я знаю…

Это было сказано так, что дальнейшие расспросы показались мне кощунственными и неуместными. Я лишь молча хлопнул парня по плечу и двинулся вперед.

Как только стемнело, Степан остановился и сказал, что нужно разбивать лагерь. Он обошел всю невеликую поляну, на которой мы оказались, указал, где поставить палатку, где развести костер.

Пока мы возились с палаткой, парень куда-то исчез. Но когда я приступил к кострищу, слабо веря, что удастся разжечь огонь в такой сырости даже с помощью спирта, Степан вдруг вынырнул, словно из-под земли, с изрядной кипой бересты и несколькими крупными «блинами» чаги. Вдвоем мы быстро сложили пирамиду, поместив на землю чагу, сверху прикрыв ее «бутербродом» из нескольких перемежающихся слоев бересты и тонких веток пихты. Снаружи мы установили плотный частокол из нарубленной молодой елки вперемешку с ольхой.

Я все-таки плеснул немного спирта на бересту и частокол — исключительно чтобы ускорить процесс разгорания. И наш костер действительно вспыхнул очень быстро и дружно. Буквально через пять минут мы уже приладили над ним котелок, а спустя полчаса все весело хлебали горячее варево, которое настроившийся на философский лад сытый Дюха обозвал «пищей богов».