– Идем, что ли?

– Пошли. – Смирнов с издевкой проследил за тем, как я поморщился, услышав нелюбимое слово.

– Ну, пошли, если тебе это слово больше по вкусу! – фыркнул я.

По дороге до челнока мы успели обсудить кое-какие детали предстоящей операции. Так как никто не мог точно сказать, что ожидать от таинственного монстра, то нам предстояло облачиться в тяжелые боевые скафандры последнего поколения. Еще мне необходимо было сделать инъекцию сыворотки, защищавшей организм от местных бактерий и вирусов. Воздух на Кваарле был пригодным для дыхания, температура тоже вполне располагала к тому, чтобы разгуливать без скафандра. Так что, если вдруг я все-таки рискну вдохнуть местного воздуха, то сыворотка окажется весьма кстати.

У дверей шлюзовой камеры нас уже ждал Мясоедов.

– Удачи, ребята! – пожелал он нам.

– Спасибо, Илья! – ответили мы хором.

– Я буду на связи, – пообещал он. – У вас установлены камеры в шлемах скафандров, так что не забудьте включить их. Буду смотреть на Кваарл вашими глазами и отслеживать телеметрию.

– Хорошо, – кивнул я.

– Мозг космолета поможет тебе принимать решения в наше отсутствие, – сказал Смирнов.

– Подтверждаю, – раздался голос под потолком коридора. – Я уполномочен осуществлять поддержку операции и советоваться в принятии решений с наблюдателем со стороны Республики Марс!

Мясоедов с некоторым недоверием взглянул в направлении динамиков. Прочитать его мысли было несложно. Илья наверняка прикидывал, не слишком ли много полномочий дается в ПНГК роботам. Мясоедову ведь никто не сказал, что все Государство Космоса и есть, по сути, цивилизация машин.

– Буду с ним советоваться, – наконец проговорил Илья.

– Вот и отлично, – резюмировал Смирнов.

Агент отпер дверь нажатием кнопки, и мы вошли в шлюз.

– Пока! – махнул мне рукой Мясоедов, когда я обернулся.

– До встречи! – крикнул я в ответ.

Мы со Смирновым захлопнули забрала на шлемах. Внутренняя дверь шлюза закрылась, открылась внешняя.

Переход соединял внутренние отсеки космолета с кабиной челнока. Всего к корпусу «Антареса» крепилось четыре посадочных модуля. В крайнем случае, у Ильи и Рейч еще будет шанс спуститься за нами. Я специально не стал спрашивать у Смирнова, где сейчас его девушка. И так все понятно – очередная ссора…

Я вошел в кабину челнока и через стекло увидел Кваарл. Огромный, одичавший и смертельно опасный мир. Смесь перламутровой, зеленой, голубой красок. Пронзительная синева океанов, белизна полярных шапок, желтизна пустынь.

По спине пробежали мурашки. Через полминуты мы полетим к этой планете. Что за существо мы найдем на ней?

– Где обещанные тобой киберы? – повернулся я к агенту, когда он уже занял место пилота и проверял показания приборов перед стартом.

– Будут тебе киберы, не волнуйся, – криво улыбнулся Смирнов. – Им в кабине делать нечего, они в грузовом отсеке. Их туда час назад мозг космолета поместил.

– Сколько штук?

– Четыре. Думаю, хватит.

– Надеюсь. – Я тоже сел в кресло и исподлобья взглянул на гигантский шар Кваарла.

Мне почудилось, что планета бросила мне вызов. Придется принять его.

Челнок мягко приземлился неподалеку от огромного серебристого строения с круглыми окнами. Я, Смирнов и роботы сопровождения вышли наружу.

Боевой скафандр был подогнан идеально. Броня сама подстраивалась под формы тела и специфику движения. Цвет скафандра тоже регулировался автоматически, в зависимости от окраски окружающей местности, обеспечивая максимальную маскировку. Самым лучшим камуфляжем, конечно же, могла бы стать полная невидимость, но на такое пока даже техника ПНГК не была способна.

Двух киберов мы пустили вперед, и они изящными прыжками унеслись прочь. Что бы ни говорил Великий Сервер о своих мирных намерениях в отношении землян, на примере этих механических убийц я ясно видел, что ПНГК готово к любому повороту в отношениях с людьми. Теперь роботы предпочитают мирный путь развития, но их цивилизация уже никогда не разучится убивать. Дистанционное управление земными авиетками и транспортами, секретная начинка в электронике человеческих космолетов, многочисленный звездный флот, боевые аннигиляторы, агенты по всей Экспансии и такие вот киберы-охранники – все это вместе составляло настолько ошеломляющую мощь, что военные достижения людей перед ней просто меркли. Интересно, кто победил бы, если бы с ПНГК сейчас схлестнулись овры?

Пейзажи Кваарла бросили меня в холодный пот еще до посадки. Когда челнок пронзил облачный покров и, слушаясь руки Смирнова, заложил легкую дугу, я увидел красновато-зеленые леса, обрамляющие поселки и города. Увидел озера и перегороженные плотинами реки, темные ленты автострад и бесчисленные опоры путепроводов. Кваарл предстал передо мной праздничной мертвой планетой. Мир, оставленный хозяевами в спешке и, как выяснилось, навсегда.

Теперь, проходя по кварталам столицы, я повсюду ощущал смерть и запустение. Архитектура, планировка улиц, мостовые и дороги – все казалось близким и чуждым одновременно. Разум до сих пор отказывался верить в то, что мы очутились за тысячу двести световых лет от Земли.

Помпезные колонны, лепнина, фонтаны и скульптуры – здесь гибель выглядела иначе, чем в городке на Заре или в столице планеты Джейн. Там большинство зданий представляли собой стандартные жилые блоки, а здесь они являлись произведениями искусства. Возможно, оттого заброшенность этих строений и казалась какой-то особенно неправильной и гнетущей.

А ведь мы победили этих демиургов, похожих на гусениц! Так или иначе. Пусть даже Изначальные со скалитянами вроде как помогли нам в этом. А значит, получается, что стандартные бараки, грязь колоний, дрязги Земли и Солнечной системы, Забвение и голод в Свободной Африке гораздо сильнее этой величественной красоты!

Через дорожное покрытие, чуть пружинившее под ногами, пробивалась настырная трава, стены зданий облупились и кое-где осыпались. Высоченные треугольные башни небоскребов будто бы накренились. Заметив это, мы старались не подходить близко к ненадежным строениям.

Даже несмотря на запустение, я мог представить, как несколько веков назад по этим улицам сновали полчища овров. Где-то в круглых инкубаторах зрели и превращались в имаго существа, заканчивающие свой цикл, где-то рождались из утроб тварей новые зародыши Черных сердец. Здесь когда-то кипела странная и чуждая жизнь. А теперь только ветер носит пыль и пыльцу неведомых растений по пустым городам, а небо касается этих зданий лишь струями серебристых ливней. Только шум дождя да раскаты грома порой нарушают тягостную тишь этих мест.

В голове запульсировала боль, тщательно скрываемая не один месяц. В моих снах овры все еще живы, они говорят на одном языке со мной. Язык жизни и смерти вообще довольно универсален!