что тебе скажут. Выйти замуж, за кого скажут, и подарить своему мужу наследников. Все, что от тебя требуется, – это быть послушной и помалкивать. Больше ничего, – он отталкивает меня еще на шаг.

Нет. Нет. Пожалуйста. Я пытаюсь сказать это, но у меня не хватает воздуха, чтобы что-то произнести.

Легкие охватывает судорога. Они горят, отчаянно желая большего, чем этот слабый хрип.

Еще один шаг. Ноги скользят, и под ними ничего нет.

«Он держит меня над могилой», – как-то осознает все еще мыслящая часть меня.

Я барахтаю ногами по грязи, пальцы ног впиваются в землю и на мгновение зацепляются за нее, но потом снова соскальзывают в пустоту. В уголках глаз стоят слезы, и я цепляюсь за его руку, пытаясь скинуть тяжесть с горла.

Он не серьезно. Он не может хотеть убить меня. Только не так.

Но тут я встречаю холодную глубину его глаз. Они сверкают, как лед. И, что самое страшное, они смотрят прямо сквозь меня, словно через стекло.

Как будто я ничто.

Он говорит серьезно. И история с Дией – правда. Он убил ее. Он убил Фантому.

И он собирается убить меня.

Теплая жидкость стекает по моим ногам.

– Ты будешь подчиняться своей семье. Ты будешь защищать свою семью. Ты молчаливая и красивая пешка в мужских делах. Чем скорее ты это поймешь, тем безопаснее будешь.

Но я его семья – его племянница. Это он должен меня защищать.

Он становится серым… вся ночь становится серой. Моя хватка на его руке ослабевает, мышцы становятся мягкими.

Я кричу:

– Но…

Он отпускает.

Воздух врывается в мои легкие. Я лечу. Падаю. В темноте.

На мгновение это прекрасно, эйфорично – мой мозг загорается, а черные пятна исчезают.

Я могу дышать.

А потом я ударяюсь. Воздух вырывается из моих легких. Боль гремит по спине и плечам, которыми я приземлилась на неровную землю. Мир темнеет, светлеет, опять темнеет.

Я моргаю. Возможно, я была без сознания несколько секунд, потому что свет стал другим, как будто фонарь переместился.

С хрипом я вбираю вдох за вдохом – я не могу надышаться, но это все же лучше, чем его руки на моем горле.

Я поворачиваюсь на бок, пытаясь встать.

Оглядываясь назад, я вижу тьму. Две лужи тьмы. Бездонные. Слепые. Необратимые и разбитые. Обещающие пустоту.

Холодное осознание пронзает меня насквозь. Я вскрикиваю и пытаюсь встать на ноги, чтобы отойти от тела Дии. Я лежу в ее могиле.

– Не дергайся. – На меня сыплется земля.

Я сворачиваюсь в клубок, закрывая лицо.

Он смотрит на меня с сверху.

– Тебе нужно учиться. С твоей сестрой дела совсем плохи, но она еще слишком юна. Я не хочу, чтобы обе мои племянницы совсем отбились от рук. Замри.

Я смотрю на него снизу вверх. Под этим углом его лицо, заливаемое ярким светом фонаря и глубокой тенью, напоминает искаженную театральную маску.

Его маска жестока и ледяна, как холод, проникающий в мою кожу из-под земли.

– Ты будешь лежать здесь, пока я не разрешу тебе уйти. Каждый раз, когда ты будешь двигаться, – он поднимает лопату, – ты будешь закапываться еще глубже. Понятно?

Я моргаю, в глаза попала земля. Это безумие. Это не может быть реальностью. Я нахожусь в кошмарном сне. Может быть, если я пролежу здесь достаточно долго, то проснусь.

Я киваю.

Он прищурился и скрылся из виду. Через мгновение мне на ноги сыплется земля. Я задыхаюсь, но пытаюсь лежать неподвижно, когда его лицо снова появляется над краем могилы.

Все же он серьезно.

– Ты поняла?

На этот раз я не киваю.

Меня здесь нет. Совсем нет. Это не по-настоящему.

Он улыбается, хотя в изгибе его губ заметно разочарование.

Я хнычу, когда что-то проползает по моей босой ноге. Еще одна лопата с землей высыпана на меня.

Меня здесь нет. Это не моя нога. Я могу это сделать. Я могу повиноваться.

Неподвижная и безмолвная, как сама могила, я лежу в сырой и грязной ночной рубашке, пока холод земли просачивается в мои кости, и жду, пока мне разрешат уйти.

– Убери от нее свои поганые руки.

Глава 60

– Убери от нее свои поганые руки.

Этот голос был не из этого воспоминания.

Издалека я наблюдала, как дядя Руфус сжал челюсть, недовольный тем, что его прервали.

– Это семейное дело. Тебя это не касается.

– Может, и нет. А вот ее это касается, и если бы у нее были силы сказать тебе, чтобы ты отстал от нее, она бы это сделала.

Бастиан. Где-то позади моего дяди. Я не могла вытянуть шею, чтобы увидеть его. Я ничего не могла сделать. Мое тело отключилось. Я умирала. Холод в каждой клеточке моего предвещал приближение смерти.

– Считай, что она говорит через меня, – продолжал Бастиан, голос его был острым, как лезвие бритвы. – Так что я скажу еще раз, на случай, если ты не расслышал в первый раз…

Он возник у плеча моего дяди, приблизив рот прямо к его уху.

– Убери. От. Нее. Свои. Поганые. Руки.

Раскрыв глаза настолько широко, что я увидела белки по всему периметру его радужки, – дядя Руфус отшатнулся и отпустил меня. Он уставился на Бастиана.

– Так лучше. – Но губы Бастиана не шевельнулись.

Мой дядя повернулся и оказался лицом к лицу с другим Бастианом. Его вторым «я».

У дяди безвольно отвисла челюсть, когда он переводил взгляд с одного на другого.

Когда он снова повернулся, пытаясь убежать, путь ему преградила еще одна фигура, – на этот раз состоящая из теней.

Выпучив глаза, дядя Руфус сдавленно прохрипел.

Я должна была радоваться, глядя на это. Но я ничего не чувствовала, кроме пронизывающего до костей холода.

Оба Бастиана из плоти улыбнулись. Эти улыбки не были холодными, подобно льду, как у дяди Руфуса, – они были еще холоднее – подобно межзвездному пространству.

– Единственная причина, почему я не отрываю сейчас твою голову от тела, в том что сейчас с нее хватит насилия, – произнесли они как один: голоса превратились в сдвоенный хор едва сдерживаемой ярости.

И эта ярость была тихой и ужасающе прекрасной. Как змея, которая подползла к своей жертве и бесшумно напала на нее.

Бастиан-Тень отступил в сторону, а дядя Руфус убежал.

– Кэт? – Бастиан приблизился ко мне, пока его другие сущности наблюдали за отступлением моего дяди. Он погладил меня по щеке, и от внезапно вспыхнувшего жара мне захотелось отстраниться.

Но я не могла. Я должна была подчиниться. Быть хорошей. Я должна