Аллейн скопировал это фрагментарное послание на второй лист бумаги, вернул промокашку на место и, сложив листок пополам, положил его в карман.

— Придется, наверное, привлечь экспертов, — пробормотал он. — Хотя готов попробовать расшифровать и сам, Братец Лис. Может, попытаемся вместе? Ты как?

— Предоставлю эту честь вам, мистер Аллейн.

— Тогда разыщи, пожалуйста, Флоренс, ладно? А я пока прикину, что к чему.

Фокс вышел. Аллейн выложил на стол копию записки, всмотрелся в нее.

Правильный метод расшифровки таких вот «урезанных» посланий, отпечатавшихся на промокательной бумаге, сводится к тщательным измерениям, расчетам и вымарыванию. Но время от времени на свет появляется человек, наделенный особым талантом, смотрит на эти огрызки текста, и отсутствующие буквы тотчас возникают в воображении, и тогда никакие научные приемы не нужны. Аллейн как раз и обладал этим особым даром, особенно когда на него находило вдохновение, и теперь использовал его на полную катушку. Быстро, почти не задумываясь, вписал недостающие буквы в пробелы, и неободрительно уставился на результат. Затем открыл портфель Ричарда Дейкерса, где лежал машинописный экземпляр пьесы под названием «Земледелие на небесах». Полистал его и увидел на нескольких страницах поправки, внесенные зелеными чернилами и тем же почерком, что и в записке.

— Мисс Флоренс Джонсон, — объявил Фокс, открывая дверь. И отошел в сторону с гордым видом большого охотничьего пса, который все-таки принес хозяину подстреленную дичь. А в кабинет вошла Флоренс, которая действительно немного походила на встревоженную птицу.

Аллейн увидел перед собой невысокую женщину с бесформенной фигурой, бледным заплаканным лицом и волосами так безжалостно окрашенными, что они напоминали черные вороньи перья. От нее волнами исходило разочарование в жизни, обычно ассоциирующееся с кокни, и еще было ясно, что она привыкла держаться на заднем плане.

— Суперинтендант, — сказал Фокс, — желает выслушать от вас ту же историю, что вы мне рассказывали. Так что беспокоиться не о чем.

— Ну, конечно же, не о чем, — подхватил Аллейн. — Входите, присаживайтесь. Мы вас надолго не задержим.

Флоренс, судя по всему, предпочла бы постоять, но из вежливости пошла на компромисс — присела на самый краешек стула, который пододвинул к ней Фокс.

— Весьма прискорбное для вас событие, — заметил Аллейн.

— Что есть, то есть, — деревянным голосом отозвалась Флоренс.

— Уверен, вы наверняка хотите разобраться во всей этой истории по возможности быстро и без лишнего шума.

— Но ведь и так все ясно, разве нет? Она мертва. Яснее не бывает.

— Да, действительно. Но понимаете, наш долг выяснить, как именно и почему это произошло.

— Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как это случилось. Если, конечно, умеете читать.

— Вы говорите о баллоне с распылителем для уничтожения насекомых?

— Ну, ясно дело, что не о духах. Те держат во флаконах, — дерзко ответила Флоренс. Потом покосилась на Аллейна и сбавила тон. Губы у нее задрожали, она плотно сжала их. — Не слишком приятно было, — произнесла она, — видеть то, что довелось мне. Найти ее в таком жутком состоянии. Уж хотя бы меня могли оставить в покое.

— Мы вас скоро отпустим, если будете умницей. Вы проработали у нее довольно долго, я прав?

— Целых тридцать лет без малого.

— И, должно быть, неплохо ладили, раз прослужили у нее так долго.

После продолжительной паузы Флоренс выдавила:

— Просто я хорошо знала ее привычки.

— И вы ее любили, верно?

— Она была хорошая. Другие могут думать иначе. Но я знала ее. Вдоль и поперек. Уж со мной-то она говорила не так, как с другими. Женщина была что надо.

Очевидно, это своеобразная дань усопшей, подумал Аллейн.

— Вот что, Флоренс, — сказал он, — хочу быть с вами честным до конца. Допустим, это вовсе не несчастный случай. Вы ведь хотите знать, как все произошло на самом деле?

— Думаете, она сама над собой такое сотворила? Да никогда в жизни! Уж кто-кто, только не она. Никогда.

— Я говорю не о самоубийстве.

Флоренс смотрел на него в упор. Затем плотно сжала ярко и небрежно накрашенные губы — так, что они превратились в тоненькую алую линию.

— А вот если речь идет об убийстве, — медленно начала она, — тогда, конечно, другое дело.

— Вы ведь хотите знать всю правду? — повторил Аллейн. — Не так ли?

На секунду в уголке рта мелькнул кончик ее языка.

— Верно, — кивнула Флоренс.

— Вот и славно. Инспектор Фокс уже задал вам несколько вопросов, и теперь уже я хочу расспросить вас. Хочу, чтобы вы в мельчайших деталях поведали мне о случившемся. Все, что помните, с того момента, как мисс Беллами начала наряжаться к празднику, и до того момента, как вы вошли в комнату и нашли ее… ну, в том виде, о котором упоминали. Давайте начнем с приготовлений, хорошо?

Работать с Флоренс оказалось непросто. Она насупилась, замкнулась в себе, и каждое слово приходилось вытягивать чуть ли не клещами. Как выяснилось, после ленча мисс Беллами прилегла отдохнуть. В половине пятого к ней вошла Флоренс. Мисс Беллами была «такой же, как всегда».

— А вы не заметили, может, что-то расстроило ее на протяжении дня?

— Да ничего, — после очередной долгой паузы пробормотала Флоренс. — Ничего такого особенного.

— Я потому спрашиваю, — пояснил Аллейн, — что в ванной стоял флакон с нюхательными солями. Вы давали ей нюхательные соли?

— Сегодня утром.

— А что случилось сегодня утром? Ей стало плохо?

— Перевозбудилась, — сообщила Флоренс.

— По какой причине?

— Без понятия, — ответила Флоренс, и рот у нее захлопнулся, как ловушка.

— Что ж, хорошо, — терпеливо произнес Аллейн. — Давайте тогда поговорим о приготовлениях к вечеринке. Вы помогали ей привести лицо в порядок?

Флоренс удивленно уставилась на него.

— Да, верно, — подтвердила она. — Накладывала маску.

— А о чем она в тот момент говорила, Флоренс?

— Да ни о чем. Нельзя говорить, когда на лице у тебя эта маска. Не полагается.

— Ну а потом?

— Потом она накрасилась и оделась. Зашли два джентльмена, и я вышла.

— И это был мистер Темплтон и?.. Кто еще?

— Полковник.

— И кто-то из них подарил ей пармские фиалки?

Флоренс снова удивленно взглянула на него.

— Фиалки? Нет. Она никогда не любила фиалки.

— Но на туалетном столе стоял букетик.